Люда и Игорь Тимуриды - Как воспитать ниндзю

- Думай, что говоришь, Лу!

- Я имела в виду в объятиях, мама! – я снова почему-то захнюпала, как-то разом намочив слезами себя и слова, точно они разлезлись от мокроты изнутри вдруг. – Он говорил... он говорил... что извинялся, что не может не наброситься, так ему надо... а вместо того... а вместо того, чтоб убивать... стал делать мне плохо! – с болью сказала я, против воли схватившись за грудь. – Он не самурай, он не предупреждал о бое, он обманщик! – я всхлипнула.

Когда мы приехали в порт, все посмотрели на меня. Хотя я была сейчас никакая и заплаканная. Все равно обидно за порванную курточку. Они всегда смотрели на меня, когда лезли головой в петлю. Дурное свойство, но когда я отказывалась что-то делать, то туда никто не лез, как бы красиво это не выглядело. Ибо, если я отказывалась идти, то тех, кто пошел, ждала почетная в индейском смысле, то есть зверская, смерть. Все давно усвоили, если я туда не лезу, то и лезть туда не стоит, будто я дедушка, которого кормили рыбой.

Я еще раз пару раз шмыгнула носом.

И внимательно и очень долго посмотрела на море.

- К середине ночи на море опустится туман, – неохотно сказала я. – Честные граждане никуда не поплывут. А вон тот гад... на который сейчас грузят грязную контрабанду, как я вижу отсюда... прикрывая ее фиговым листочком якобы разрешенного товара, ящик с которым стоит первый и раскрытый... и который ящик я вижу уже седьмой раз – вон он то и не честный гражданин. Сука с жопой на шее!

- Перестань ругаться! – скомандовала мама.

- Это его кличка! – обиделась я. – Правда он обижается на свое имя... – я недоуменно нахмурилась, чеша голову. – Орлиный Глаз говорил... Ребята они толковые, привыкли плавать тогда, когда хорошие люди... в общем гм... не любят они встречаться ни с нашими, ни с теми... Я еще не видела такого умельца плавать в тумане... Говорят, он просто чувствует, где находится корабль и как... Уключины весел у них обмотаны тряпками, все смазано, он специально заказывал у нас бесшумный корабль... Это мне сказал по секрету наш директор нашей голландской верфи, когда я нажала на него... Ножом на сонную артерию... Деньги он записал, но за что – сказать стеснялся... В общем, я много болтаю... Нам придется их убить после, вот что я хотела сказать кратко...

Но отец уже понял и тихо скользнул к кораблю. Я увидела, что он о чем-то начал речь с капитаном.

- Вам бы хорошо одеться мужчинами, – сказала я Мари и маме... Плыть в юбке по морю опасная вещь...

Впрочем, я могла не говорить – обе они были мужчинами что надо. Для полной иллюзии у мамы и Мари даже в брюках имелся странный выступ.

Я холодно приладила на спину два меча, что были на ярмарке в суме китайца.

- Для узких помещений лучше холодное оружие, – сказала я, рассовывая и приматывая ножи в укромные места. Мари, тем временем, делала из меня мужчину. В ночи вряд ли кто увидит тонкий грим...

Вернувшийся и молчащий до сих пор индеец, молча проверял, как входит и выходит оружие. Проверялась заряженность пистолей.

- Все в порядке! – вернулся повеселевший отец.

- Что ты им сказал!? – вздрогнула я, увидев лица пиратов.

- Я сказал, что если они нападут на нас, нам придется их убить! – легкомысленно ответил отец. – Давайте коней...

В общем, на корабль мы погрузились в мрачном настроении.

- Так ты поймал мальчика или нет? – спросила я угрюмо у индейца. Лишь для того, чтоб развеяться. – Ты обещал, что принесешь отрезанные руки и еще...

Матрос в углу вздрогнул.

- Его конь хорош... – уклонился от разговора индеец. – Но он, наверное, слишком знаменит...

- Он сказал, когда молил прекратить, что он стоит тридцать тысяч... – шмыгнула я. – Хороший экземпляр...

- У него будут отличные дети, – согласился индеец.

Я на мгновение вздрогнула и прижала руки к животу. Индеец, к сожалению, это заметил и помрачнел. Со своей удивительной тогдашней наивностью я никак не могла решить, будут ли дети у меня, если не сняли штанишек, а только целовали и мяли как куклу. У меня было подозрение, что так делают и супруги, ибо я что-то видела похожее у папы и мамы. Он так ее целовал. Но подозрение было неопределенное, и я мучилась неопределенностью.

Индеец был вообще почему-то мрачный и ничего не говорил, поймал ли мальчика или нет.

А может, они просто не показывали мне своих достижений. Пока не засунут руки в баночку. Меня интересовало, как они это сделают.

В своем ужасном и задумчивом настроении я сидела на палубе, ничего не замечая и автоматически метая тяжелый боевой нож в дверь капитана по самую ручку... Тут же наклоняясь и не замечая, вынимая его... Я слишком была поглощена мыслями и не слишком то обращала внимание, что делаю... просто заняла руки...

Идущий с вещами в руках матрос постоял, нервно наблюдая. Нож прошивал дверь насквозь.

Я посмотрела на дверь, и выругалась – рука сама против воли вырубила на двери гордый профиль запоротого.

- Вооргот! – сказал матрос.

Я со злости грязно плюнула на облик и ударом ноги выломала из двери уже вырезанный в ней профиль.

– Что вы с ним сделали? – истерически воскликнул собеседник.

- Не знаю такого, – буркнула я, с сомнением долго поглядев на перстень.

Матрос выронил из рук даже то, что держал. И еда на подносе разлетелась по палубе.

Брезгливо встав и скривившись, я пошла в каюту.

- Да говорю я, они завалили Вооргота! – услышала я вслед истерический голос из каюты. – Ты сам говорил, что конь вроде его, да мальчонки разговор, да я сам слышал, как говорили, что из-за девчонки его надо было вообще...

- Да, девки оно такое... – протянул кто-то разочаровано и тяжко вздохнул. – Что тут можно сделать... Говорил я ему, не порть девок, они сами на него вешались... Красавец, черт возьми! Наверное, родственники... Мрачные, закутанные, лица прячут, будто палачи... А от троих тех, что с мальчонкой, смертью пахнет, аж ужас берет... А мальчишка просто жуть, ничего такого, а кровь в жилах останавливается и сердце вздрагивает... Да, с девками чужими не связывайся, говорил я Воорготу, говорил, и на тебя зверя нашли, кровью у него брюки забрызганы!

Он снова тяжело вздохнул.

Я стояла на палубе и слушала. Похоже, нападать на нас они не хотели. Или желание, когда они смотрели наружу через новый иллюминатор в виде мужской чудесной головки в толстой деревянной двери сантиметров в семь, у них охлаждалось. Ведь через него залетали холодные брызги.

А может, нахальная демонстрация Мари, которая выпила вина и устроила стрельбу в кубрике из сваленного их оружия в углу, как отец ее не удерживал и не уговаривал, расписавшись на стене полной росписью с виньетками, причем потом уже перезаряжая несколько пистолетов, чтоб не раскалялись и снова стреляя, стреляя, стреляя почти без перерыва... Пуля к пуле на стене. После того, как она закончила, стрелять из их пистолетов, хоть они выглядели нормально, было невозможно – они бы взрывались в руках... Там кремень сбился, там еще фиговинка – Мари в оружии дока, ей рукой повернуть, чтоб вывести из строя, что под кустиком присесть... Мари была расстроена случившимся со мной и винила всех и себя, что не доглядела, да еще и упустила мерзавца, и ей хотелось кого-то пострелять... И ее еле удержали два моих телохранителя, повисшие на руках...