Владимир Ланцберг - И петь нам, и весело петь ! (КСПшные анекдоты от Берга)

Во второй половине 80-х годов фирма "Мелодия" принялась наверстывать упущенное за десятилетия -- выпускать диски бардов. А поскольку целый ряд бардов этого времени так и не дождался, основным источником фонограмм для их дисков стали фоноархивы КСПшных собирателей. В частности, очень большую роль сыграл тогда знаменитый ленинградский коллекционер (ныне, к сожалению, тоже покойный) Михаил Крыжановский.

В работе над одним из дисков возник конфликт. Сотрудники "Мелодии" непременно хотели получить на некоторое время в руки оригинал записи (естественно, с твердой гарантией возвращения в сохранности), а Крыжановский предлагал им первую копию (тоже гарантируя, что она будет ничем не хуже оригинала). Переговоры зашли в тупик, и в конце концов "Мелодия" предпочла договориться с другим, почти столь же авторитетным коллекционером. Когда Крыжановский узнал об этом, он с удивлением спросил:

-- И что, он отдал вам оригинал?!

-- Да.

Крыжановский покачал головой:

-- Не коллекционер...

Честь Изреэла Гау.

Рассказывает известный архивист и высоцковед Андрей Евгеньевич Крылов, находясь в душевной прострации:

-- Когда-то давно, году в семидесятом, Михаил Баранов (один из самых маститых московских фонотетчиков -- В.Л.) составил каталог песен Галича. Михаил делал это основательно, в каталоге были приведены название, эпиграф и первый куплет песни. Каталог был рукописный.

Годом или двумя позже Михаил дал Галичу это творение, чтобы тот проверил и исправил, если что не так. Галич сделал ряд пометок по тексту, около двух песен указал "совместно со Шпаликовым" (одна из них -- "У лошади была грудная жаба").

Еще через некоторое время каталог попросил посмотреть Виталий Акелькин (тоже собиратель магнитных записей -- В.Л.), и Баранов отдал.

Много лет спустя Крылов сказал Баранову, что хотел бы взглянуть на каталог. Но обоих заломало общаться с Акелькиным, и каталог оставался у него. Когда его все же спросили, он ответил, что вернуть не может, так как каталог "подшит".

Идея подшивания каталога ужаснула Крылова -- ведь это или скоросшиватель, пробивающий дырки, или обложка, прихватывающая край. Но поскольку дело было сделано, а общаться с Акелькиным тем более не хотелось, так оно там и лежало, пока не наступили новейшие времена, когда все отдали свои архивы Пете Трубецкому -- и в том числе Акелькин.

Узнав об этом, Баранов и Крылов решили все-таки взглянуть на каталог. Потрясенному взору предстала пачка компьютерной распечатки, в которую были вклеены вырезанные из барановского каталога рукописные пометки Галича...

Статус документа каталог утратил навсегда.

Критерий.

Свидетель -- Берг.

Москва, 1999 г. Разговаривают архивист Виталий Арнольд и фонотетчик Григорий Симаков.

-- Как прошел концерт?

-- Хорошо. Записи у меня есть.

Двадцать подвигов Геракла.

На улицах американских городов, как и в других уголках человеческой цивилизации, нередко можно услышать звучащий из магнитофона голос вилли-токареподобного орфея, поющего песни, скажем, Розенбаума самым несанкционированным образом.

Эти пиратские пляски совершенно "достали" жену Леонида Духовного, киевско-сан-францискского барда, которая насела на мужа с требованием принять превентивные меры по защите своих авторских прав. И "сам себе правозащитник" Духовный обратился за помощью к тезке и бывшему земпяку, ныне жителю Нью-Йорка, Леониду Позену, от которого мы и узнали эту историю. Помощь, собственно, состояла в нотной записи "духовного" наследия.

Просьба, казалось бы, совершенно невинная, тем более, что по характеру звучания творения Духовного напоминают песни Галича. Но только на первый взгляд: при погружении в проблему становится ясно, что последние отличаются от первых куда большей музыкальной определенностью.

-- В результате, -- закончил свой рассказ Позен, -- мне пришлось придумать около двадцати новых мелодий!

"Товарищ, я вахту не в силах стоять..."

2 октября 1997 года московский ЦАТ должен был открывать сезон концертом Городницкого. Но за пару недель до этого Александра Моисеевича внезапно прихватила позвоночная грыжа -- заболевание, начисто исключающее выступление. Пришлось срочно договариваться с Юлием Кимом, который и заменил на сцене ЦАТа своего старого товарища. Его выступление прошло с неизменным успехом, а в ЦАТе родился лозунг: "Первый блин -- Кимом!".

Сытость вприглядку (извините, я уже...)

Рассказывает Борис Жуков (Москва).

-- В феврале -- марте 1998 года мы провели московский региональный тур "Петербургского аккорда"-98. В числе прочего там был предусмотрен "вход с улицы" -- предварительное прослушивание, на которое мог прийти кто угодно и, если экспертная группа его рекомендует, пройти оттуда на последующие этапы. Ввиду большого объема работы ни в какие переговоры с конкурсантами группа прослушивания не вступала -- молча слушала по две песни и отпускала на все четыре стороны, а через несколько дней человеку сообщали результат.

Когда дело уже шло к концу, секретарь оргкомитета Валя Павлова пожаловалась мне, что двое не прошедших конкурсантов звонят ей и допытываются, почему же все-таки они не прошли. Я предложил ей назначить им и всем прочим интересующимся какой-нибудь день -- пусть приходят, а мы им попробуем что-то объяснить. Идея понравилась всем, день был назначен, Валя не поленилась обзвонить всех не прошедших. Из тех двоих, с которых все началось, у одного (точнее, одной) в этот день оказались какие-то срочные дела, второй же пришел -- в числе еще полутора десятков жаждущих ясности. С каждым из пришедших мы разбирались индивидуально, так что разговор оказался долгим. Его инициатор сидел в зале, не делая никаких попыток привлечь к себе внимание экспертов. Потом вышел и долго сидел в фойе, где шли традиционные песенные посиделки гитарной школы Костромина. Потом снова вернулся в зал. И наконец, тихо взял свои вещи и, не прощаясь, покинул нас. Поскольку во время прослушивания этот автор вел себя как шварцевский Цезарь Борджиа ("Вам нравится моя откровенность? А я вам нравлюсь?"), мы решили, что он просто испугался публичного разбора собственного творчества. Тем не менее, мы праздновали маленькую победу: человек сумел приложить к себе то, что говорилось о других -- значит, он уже не безнадежен.

Прикладное искусство.

Продолжает Борис Жуков:

-- На том же "разборе полетов" некоторые авторы, не соглашаясь с нашей критикой их творений, говорили, что публика их с удовольствием слушает. Когда дело дошло до человека, певшего на прослушивании "Колыбельную", он на наши эстетические претензии возразил:

-- Но ведь эффекта-то она достигает!

-- Что, публика в восторге?

-- Нет, но ребенок засыпает.