В. Артемов - Остроумие мир. Энциклопедия

* * *

При разборе дела Трофимов спрашивает истца:

— Директору банка о вычете из своего жалованья вы не говорили?

— Говорил-с, только они этого во внимание не принимают. Нам, говорят, не из чего платить убытки за других.

— Да ведь ящик-то для них несли?

— Для них, а все же они на себя не принимают убытка…

— Вы сколько получаете жалованья?

— Восемь рублей.

— Немного! Ну а директор банка сколько получает?

— Да сказывают, будто двенадцать тысяч в год.

— Да, вы намного меньше его получаете, и за это придется платить вам.

— Нельзя ли как-нибудь, господин судья…

— Нельзя-с, — перебивает его Трофимов, — я не виноват, что вы не директор банка.

— А как насчет Вейера?

— Э, голубчик, банковским директорам и веера не нужно, потому что их совесть не требует того, чтобы ее прикрывали.

* * *

Какая-то невзрачная личность обвиняла какого-то господина Каплуна в оскорблении.

— Сильно Каплун вас обидел? — спрашивает Трофимов у обвинителя.

— Страсть как! А самое главное — совсем понапрасну… Уж вы его, господин судья, по закону…

— Не беспокойтесь, — говорит мировой, — этот Каплун запоет у меня петухом!

И затем за неявкою ответчика постановил заочный приговор, которым присудил Каплуна к аресту.

* * *

Разбиралось такое дело.

В дождливую погоду какой-то господин в чиновничьей фуражке кричал изо всех сил кондуктору дилижанса:

— Стой! Стой!

Дремавший в это время на козлах своей пролетки извозчик тоже крикнул с очевидной насмешкой:

— Остановись, курятник! Прими к себе мокрую курицу!

Чиновник обиделся, ударил извозчика палкой по спине и привлек его еще к суду за оскорбление.

Трофимов спрашивает чиновника:

— Вы за что, собственно, обиделись на извозчика?

— За его фразу «мокрая курица».

— Первая половина этой фразы совершенно правильна: тогда был проливной дождь, а у вас в руках была палка, а не зонтик. Следовательно, вы были мокры. За слово «курица» я бы, пожалуй, его наказал, но так как вы дрались на улице совсем не как мокрая курица, а как разъяренный петух, то я его наказанию за это не подвергаю, а вас штрафую на три рубля за драку в публичном месте.

* * *

Александр Иванович вообще недолюбливал «ходатаев», которые в его камере всегда нехорошо себя чувствовали. Правое дело в 13-м участке выигрывалось и без «аблокатов», а в неправом они были лишние, потому что на чуткого и дальновидного судью никакие искусные казуисты не могли действовать.

Какой-то, например, ходатай неотвязно пристает к Трофимову с требованием отвода, очевидно, не понимая юридического смысла последнего. Трофимов не выдержал:

— Вы, господин, верно, из кавалеристов будете?

— Что вы хотите этим сказать, господин судья?

— Да то, что вы, очевидно, судебный отвод смешиваете с отводом… лошадей с водопоя?

* * *

К числу остроумных приговоров Трофимова принадлежит и следующий.

На Николаевской улице имел мясную лавку купец Жуков. Однажды сидел Жуков у себя в лавке и за стаканом чая разговаривал с соседом своим, Иваном Чистовым. Договорились они до того, что поспорили, а поспоривши, повздорили до того горячо, что Жуков плюнул Чистову в физиономию, а Чистов, не желая, вероятно, оставаться в долгу перед Жуковым, плеснул ему в лицо целый стакан горячего чая. Оба приятеля почли себя оскорбленными и подали мировому судье каждый отдельную жалобу, обвиняя друг друга в оскорблении.

Разобрав дело, Трофимов сделал постановление.

«Принимая во внимание, что плевок, брошенный человеку в физиономию, выражает презрение к нему и, обесчещивая личность, приносит этому человеку более обиды, чем если опрокинуть на его физиономию целый кипящий самовар, и руководствуясь 119 ст. устава уголовного судопроизводства, определяю: Чистова и Жукова, по взаимности их оскорбления, считать по суду оправданными».

* * *

Какой-то субъект, обвинявшийся в уголовном проступке, замечает Трофимову с раскаянием в голосе:

— Ах, господин судья, господин судья! Поверите ли, в это подлое дело я попал против воли.

— Охотно верю, — отвечает в тон Трофимов, — и при этом я убежден, что вы и в тюрьму попадете против воли.

Только что Александр Иванович вызвал к судейскому столу спорящие стороны, на улице вдруг послышался грохот и звон колокольчика. Мчались пожарные.

Трофимов быстро поднялся с места и, направляясь к окну, сказал:

— Суд пошел смотреть на пожарных.

Прошло около минуты, кто-то из публики вслух высказался о неуместности подобного поступка со стороны судьи. Трофимов, продолжая глядеть в окно, крикнул сторожа, тоже весьма популярного благодаря Александру Ивановичу:

— Федор, скажи ты мне: я судья?

— Кх!.. Так точно, судья-с!

— Ну а как ты думаешь, человек я или нет?

— Известное дело, настоящий человек.

— Стало быть, мне могут быть присущи привычки и невинные капризы?

— Конечно, могут.

— Иди на место! А теперь суд возвращается к разбору дел! — торжественно произнес Александр Иванович, усаживаясь в кресло.

* * *

Судится содержатель съестной лавки за недозволенную продажу крепких напитков.

Обвиняемый говорит в свое оправдание, что водку он не продавал, а угощал ею своих знакомых посетителей в праздник в знак своего к ним расположения как к постоянным своим покупателям.

Свидетели дают показания в пользу торговца, делавшего им поблажки, то есть отпускавшего им водку в то время, когда погреба и кабаки были закрыты по случаю праздничного дня.

— Как же он угощал вас, — допытывался судья у свидетелей, — целую бутылку вам отдал во владение или угощал рюмками?

Сметливый свидетель ответил:

— Одним словом, задарма. Мы как пришли, значит, к нему да и говорим: «Потому как ты от нас много наживаешь, так за это самое ставь нам угощение». Он и поставил.

— А велика ли бутылка была?

— Обыкновенная — штоф.

— И что же? Поди, всю бутылку вы выпили?

— Зачем всю? Кто сколько мог: кто рюмку, кто две… по плепорции… Немного даже осталось, так, поменьше половины.

— А твердо помнишь, что осталось?

— Очень даже твердо.

Спрашивает Трофимов у другого свидетеля:

— Когда лавочник угощал тебя водкой, в бутылке что-нибудь оставалось?

— Оставалось…

Подтвердил это и третий.

— Ага! — воскликнул многозначительно Трофимов и сделал такую остроумную резолюцию: «Из свидетельских показаний ясно устанавливается факт, что содержатель съестной лавки занимался недозволенной продажей крепких напитков. Что он водку продавал, а не угощал ею, видно из того, что бутылка не была опорожнена до дна. Принимая во внимание, что русский человек, когда его угощают водкой, выпивает ее до последней капли, приговариваю мещанина Н. к штрафу» и т. д.