Леонид Барац - Мексиканские негодяи

- Да, хорошо, что мама успела выпрыгнуть из окна. Сломала два ребра и ногу, но все равно сумела уползти в курятник и затеряться там среди кур. А вот зачем ты выпрыгнул в окно…

- Я гнался за ней.

- Но это же было через четыре часа.

- Да? А вот этого я не помню. Видимо, в эти четыре часа я занимался чем-то очень важным. Ты не помнишь, чем?

- Ты пил текилу, матерился и ломал руками стаканы.

- Ну, вот.

- А потом ты пытался сдаться властям, кричал, что хочешь быть узником совести и согласен, чтобы тебя обменяли на ящик текилы.

- Знаешь, Мария, а я сейчас неожиданно понял, что мы таки хорошо отдохнули – есть что вспомнить. Может, опять поедем к твоей маме?

- Давай лучше к твоей. С ней интереснее – она моложе и быстрее бегает.

- Антонио!

- Да, Мария.

- Я хочу поговорить с тобой без свидетелей.

- Хорошо, Мария, сейчас я выйду, и ты сможешь начать говорить.

- Но я же хочу поговорить с тобой.

- Тогда я стану свидетелем этого разговора. Определись, Мария, чего ты хочешь.

- Я хочу поговорить с тобой…

- Так…

- Но чтобы этого никто не слышал…

- Ага. Это бред, Мария. Как минимум я это услышу. Не говоря уже о тебе.

- А что же делать, Антонио?

- Давай заткнем себе уши, и никто ничего не услышит.

- А зачем тогда вообще что-то говорить?

- Ну, или так – я выйду, ты поговоришь со мной, а потом все мне расскажешь – как прошел разговор и о чем он был.

- Прекрасно, Антонио, иди… Ой, подожди… Я забыла, что я хотела тебе сказать.

- Мария!

- Вспомнила! Я хотела сказать, что я хочу с тобой поговорить.

- Так, Мария, я все придумал. Закрой глаза и никуда отсюда не уходи. Где-то тут была моя любимая чугунная сковородка.

- Антонио!

- Да, Мария.

- Давай играть в «съедобное – несъедобное».

- Вот еще! Мы уже играли в это на прошлой неделе, когда я съел курицу, которую ты приготовила, а потом три часа жалел об этом в туалете. Так вот она была съедобная или нет?

- Я же тебе уже говорила, что я просто размораживала ее в микроволновке, а ты схватил и съел. И вообще, я про другое. Я буду называть слова, а ты будешь говорить, съедобное это, или нет.

- Мария, ты дура. Слово не может быть съедобным. Разве что в качестве духовной пищи. Но тогда оно должно быть очень духовным… например «святоапостольский».

- Что это, Антонио?

- Это что-то очень духовное… хотя и абсолютно непонятное.

- Подожди, Антонио, не надо так сложно. Вот, смотри – яблоко! Говори, съедобное или несъедобное.

- Несъедобное.

- Ну, Антонио, ты же сразу проиграл!

- Ничего подобного! Мы же с тобой вместе рвали яблоки в саду этого негодяя Касильяса, вспомни, какие они были – жесткие, кислые и червивые. И что, они после этого съедобные?

- Ну, хорошо. Тогда… чашка!

- Съедобное.

- А вот теперь ты точно проиграл.

- Нет, я не проиграл. Смотри. (Грызет).

- Н-да, ты меня убедил. Тогда… телефон… ой, нет, не надо… телевизор… тем более, не надо… А, вот – хомячок! Ну, наш хомячок Густаво.

- Зря ты это сказала, Мария. Бедный Густаво, я так его любил. (Грызет). О, оказывается, я его и так люблю.

- Господи, Антонио, наш хомячок!… С другой стороны, теперь его можно не кормить.

- Да, а весь корм съем я!!! (Грызет).

- Антонио, что с тобой?!

- У меня серьезно разыгрался аппетит. Пойду в комнату к нашему сыну, у этого негодяя были канарейки…

- Антонио! Антонио!

- А! Что случилось, Мария?

- Антонио, мне срочно нужно это знать – сколько в одном часе километров?

- Ну, это же даже дети знают – шестьдесят… Что? Мария, ты что, дура? Откуда в часе километры?

- Как же, помнишь, тебя оштрафовали за то, что ты ехал со скоростью 120 км в час. Значит в часе в этот момент было 120 километров.

- Да, ты права, Мария. С другой стороны, от нашего дома до дачи 70 километров, а мы по пробкам доезжаем до нее за час. Значит, в часе бывает еще 70 километров. Н-да… но одно я знаю твердо: в миле полтора километра.

- А тогда сколько в миле часов?

- Смотря каких – настенных или наручных… Короче говоря, все в мире относительно. Ты же сама была продавщицей и знаешь, что в килограмме бывает то 900, то 800 граммов. Это все придумал Эйнштейн в своей теории относительности.

- Вот, негодяй, лучше бы придумал клюкву в сахаре!

- Но ее же уже придумали.

- Ну и что? Ее же все равно всегда не хватает. Так что ее можно было бы придумать и второй, и третий раз.

- Ладно, спи, Мария, и пусть тебе приснится, сколько в миле граммов.

- Мария, Мария!

- Что с тобой, Антонио, почему ты такой встревоженный?

- Я только что слышал ужасную вещь. В Мексике появились ядовитые кактусы. Их укус смертелен!

- Какой ужас, Антонио! Подожди, кактусы же не кусаются.

- Ну, да!… Да? Вообще-то не кусаются, но если уж укусят, то пиши пропало.

- Написала. А в середине «а» или «о»?

- Что?

- Ты же сказал «пиши «пропало». Я написала, только я не знаю, через «о» или через «а».

- Мы столько лет вместе, Мария, но есть в тебе что-то, чему я не перестаю удивляться. Короче, я записался в отряд по уничтожению кактусов. Дай мне тридцать песо, и я пойду.

- А почему так много?

- Потому что много не мало. Это вступительный взнос. На него мне выдадут каску, шинель, сапоги и две бутылки противоядия. Может быть даже хватит на три, правда, тогда не останется на закуску.

- Антонио, а это не будет как в прошлый раз, когда ты отправился ловить прикроватные тумбочки, которые охотились за людьми, и потом мне звонили в три часа ночи из больницы?

- Мария, не путай разные вещи. Тогда у меня начиналась белая горячка, а сейчас я просто хочу выпить… в смысле, принести пользу своей стране. И вообще, не смей меня подозревать, я порядочный человек, заруби это себе на носу!… Мария, что ты делаешь?… положи мачете… господи, какой кошмар! Разрубила нос пополам. Мария, когда придешь в сознание, иди к врачу, слышишь. А меня ждет Национальная Армия спасения Мексики от тумбочек… от кактусов.

- Ан…т…нио… Ант…о…о…

- Мария, что с тобой? Что ты делаешь?

- Ан…т…нио… Ант…о…о…

- Мария, прекрати размахивать руками. И вообще, посмотри на себя – посинела, выпучила глаза. Фу!

- Ан…т…нио… Ант…о…о…

- Хватит гавкать, как собака… А, я догадался, ты изображаешь ту женщину в сериале, которая подавилась сливой. Похоже!

- Ан…т…нио… Ант…о…о…

- Так, это уже не смешно. Что ты валишься на меня? Встань немедленно. Я тебя сейчас ударю сковородкой, слышишь?

- Ан…т…нио… Ант…о…о…

- Ну, ты дождалась. (Бьет).

- Ой, Антонио, спасибо тебе.

- Спасибо? Странно, раньше, когда я бил тебя сковородкой, ты меня не благодарила. Ну, на еще. (Бьет).

- Не в этом дело. Я подавилась.

- Подавилась? Так тебя же надо срочно ударить по спине! (Бьет).