Леонид Барац - Мексиканские негодяи

- Нет, это самый высокий человек в мире с самым маленьким.

- Но вот это же я после вечеринки у Касильясов!

- Нет, это самка орангутанга после падения с высоковольтных проводов.

- Черт! Ну, что, пойду, напишу этому негодяю Абрамовичу, что у него больше нет брата в Мексике. Бедный, как он расстроится!

- Мария.

- Да, Антонио.

- Мария, я вписал свое имя золотой строкой в мировую философию.

- А как ты это сделал?

- Я дал ответ на гамлетовский вопрос «Быть или не быть»?

- И что ты ответил?

- Конечно, быть. Быть сегодня в семь вечера в ресторанчике «У глухого Мигеля», там соберутся все – Рауль, Фернандо, Маноло. И почему же мне там не быть?

- Потому что ты напьешься, придешь в два часа ночи и будешь орать и требовать еще текилы.

- Вот и прекрасно. Тем самым я отвечу еще на один извечный вопрос – «что делать?». Ответ – идти к глухому Мигелю, пить, орать и требовать еще текилы.

- Антонио, но ведь ты всегда так делаешь.

- Правильно. Это значит, что я всю жизнь отвечал на эти вопросы, но не знал об этом, только сейчас узнал об их существовании!

- Хорошо, а как тогда ты ответишь на еще один больной вопрос: «Кто виноват»?

- Ну, это вообще просто, Мария. Виновата, по любому, будешь ты. Все-таки странно, что этих писателей интересовали такие элементарные вопросы. А между тем вопрос «Кто больше выпьет» до сих пор остается без ответа, потому что наши с Раулем возможности еще не до конца изучены.

(Звонок в дверь).

- Кто там?

- Антонио, это я, Мария, открой мне.

- А почему ты звонишь, у тебя же есть ключи?

- Представляешь, Антонио, я их потеряла!

- Да? И что ты хочешь?

- Пусти меня домой

- Хм. А как я могу быть уверен, что ты Мария?

- Ну, посмотри в глазок.

- Действительно. Ой! Какая странная женщина – отдаленно похожая на Марию, но сплюснутая по краям и сильно выпуклая в середине. А Мария не такая.

- Антонио, это просто глазок искажает. Ну, пусти меня уже.

- Глазок… А чем ты докажешь, что ты потеряла ключи?

- Тем, что их нет в сумочке. Вот, слышишь, если бы в ней были ключи, они бы звенели, а так ничего не звенит.

- Логично. А Мария, кстати, никогда не отличалась логикой. Так что, женщина, если вы так любите меня, что убили Марию, потеряли ее ключи и теперь хотите со мной жить, то я согласен, потому что я сам собирался все это сделать. Только давайте начнем нашу совместную жизнь с правды. Вы кто?

- Ну, хорошо, если тебе так хочется, я – Хуана.

- Ага, вот я тебя и разоблачил, негодяйка! Пошла прочь, обманщица Хуана!... То есть, нет, не обманщица Хуана, а обманщица Антонио, то есть меня. Пошла прочь, обманщица Антонио по имени Хуана… то есть, нет, не Антонио по имени Хуана, а Антонио по имени Антонио, а обмащица Хуана… в смысле… о, господи… о чем я говорил? Про «кто там». Кто там?

- Это я, Антонио.

- Антонио – это я! Пошла прочь, обманщица Хуана, обманувшая не только Хуана, но еще и Антонио и убившая Марию, но это уже ладно… Ну, что ж, Мария ушла, Хуана тоже… свободный вечерочек.

- Антонио!

- Что, Мария?

- Что ты делаешь?

- Я пишу статью в газету «Библия тудей». Я вношу дополнения в библейское выражение «И последние станут первыми».

- А что ты там меняешь?

- Все. Вдумайся в смысл этой фразы: люди стоят в очереди, и последние вдруг оказываются первыми. Это возможно лишь в двух случаях – когда в очереди всего двое, первый все купил, и тут второй, он же последний, становится первым.

- Ну, какая же это очередь – из двух человек!

- Вот, Мария. И второй вариант – когда с другой стороны очереди тоже стали что-то давать, и они неожиданно оказались первыми. Или открылась вторая касса, но это так редко бывает…

- И как же ты хочешь, чтобы звучала эта фраза?

- «И последние станут предпоследними», потом «и предпоследние станут предпредпоследними», потом «предпредпоследние…»… ну, и так далее, в зависимости от того, сколько людей перед и после того, кто был последним, пока он не станет, наконец, первым, и ему продадут бутылку текилы.

- Господи, Антонио, какой ты умный! Надо же срочно звонить, чтобы они там изменяли библию!

- Да, я уже звоню. А ты пока неси бутылку текилы. Она будет первой, но не последней.

- Антонио, Антонио!

- Что, Мария?

- Я написала стихотворение. Хочешь послушать?

- Нет.

- Ха-ха-ха, как ты всегда смешно шутишь. Ну, слушай. Называется «Осеннее»: «Вот и осень наступила, вот и солнце отступило». Ну, как?

- Гм. Очень хорошо.

- Не слишком коротко?

- Нет-нет-нет, длиннее точно не надо. Я бы даже пару строчек сократил.

- Но тогда останется только название.

- И хорошо. Оно прекрасно выражает тему – «Осеннее». Сразу так… красиво, печально, но вместе с тем… глубоко.

- А почему тогда эти негодяи в журнале сказали, что не будут это печатать?

- Ну, во-первых, потому что они негодяи, а во-вторых, в нашей стране недавно появилась страшная цензура, и ты, очевидно, стала ее жертвой.

- Но ведь я еще весной носила им свое стихотворение, и они его тоже не приняли.

- Ну-ка, напомни.

- «Весеннее». «Вот весна и наступила, вот и солнце проступило».

- О. Так у тебя получается целый цикл.

- Ой, правда! Вообще то до цикла там не хватает еще «Летнего» и особенно «Зимнего»…

- Да-да-да, «Зимнего» особенно не хватает.

- …но я думаю, недели за две я восполню этот пробел.

- Знаешь что, Мария, поэзия – это такое дело, в нем не надо спешить. Поезжай-ка ты лучше куда-нибудь в творческую командировку, месяца на три – в Болдино, в Михайловское, там, говорят, хорошо пишется. А я буду публиковать твои письма ко мне и водить экскурсии по нашему музею-квартире, у меня на примете уже есть три-четыре симпатичных поклонницы твоего творчества.

- (Звук падения). Ой!

- Антонио!

- Да, Мария, это я…

- Ты что, опять напился и упал?

- Ты что, Мария, я… я пал жертвой действия закона всемирного тяготения. Какой негодяй его придумал?

- Ньютон. Но он тоже от этого пострадал – получил яблоком по голове.

- Умер?

- Да. Но не от этого.

- Тем лучше для него. А то бы я ему… И вообще, он ничего не понимал. Что это – большое тело притягивает малое?

- Это закон, он неоднократно подтверждался.

- А вот смотри – у тебя большое тело? А оно меня совершенно не притягивает.

- Нет, Антонио, здесь имеются в виду космические размеры…

- Знаешь, при твоем росте эти размеры вполне можно считать космическими. Ой! (Звук падения).

- Ну вот, ты опять упал!

- Это все Ньютон! Я добьюсь законодательного отменения этого закона.

- Ты неправильно говоришь, Антонио.

- Почему?

- Нельзя говорить «отменения», надо говорить «отмены».

- Да? А я тогда добьюсь еще и законодательного отменения правила, по которому нельзя говорить «отменения». Ой! (Звук падения).