Сергей Прокопьев - Швейцария на полкровати (рассказы и повести)

КОВАРНОЕ ПИВО

- Пиво меня и подвело, - глядя в заоконную даль, сказал Кока.

- Как это пиво может подвести? - поднял брови Мошкин.

- Да уж подвело на пути из Капъяра в Москву, - Кока пошаркал ногами под столом и начал рассказ.

- В декабре сделал я "ключик на старт", техруком был на пуске "Бархана", отметили мы это дело так, что еле успел на астраханский поезд. Вагон прицепной, а в купе попался полковник. И мне в дорогу пару литров "шила" сунули... Оздоровляемся потихоньку...

Душевная была в купе атмосфера. Собрались два мужика, на столе "шило", то бишь спирт, - изначально, вообще-то, он предназначался для промывки разъемов, да у кого рука поднимется лить такое добро почем зря на контакты. Дорога впереди длинная, колеса по ней стучат, и пейзажики за окном мелькают. Не заметили, как Волгоград замелькал, где стоянка час, а их вагон перецепляют к душанбинскому поезду.

Пока суть да дело с отцеплением-перецеплением, Кока с полковником пошли на базар. Капустки купили квашеной, арбузик соленый, леща сушеного. Лещ, слюнопровоцирующий красавец, прямо по мыслям бьет: пивка бы! И на тебе такое - в гастрономе у вокзала бутылочное! День солнечный с морозцем, и времени до поезда навалом. Сели мужички во дворе гастронома на лавочку, лузгают неторопко пивко с лещом... Хорошо! Производственные заботы, ау! Домашние хлопоты, ау! Можете не отзываться, мы не соскучились...

- С собой в дорогу мы тоже взяли портфель пива, - рассказывает дальше Кока. - Поднимаемся не спеша по высоким ступенькам волгоградского вокзала, вдруг диктор, поганка, объявляет: "До отхода поезда "Москва - Душанбе" осталось пять минут". Распугивая под ногами путающихся пассажиров, метнулись мы на перрон. Колеса нашего поезда только-только начинают проворачиваться. Прыгаем на ходу в родной двенадцатый вагон, вдруг на пути костьми ложится проводник-таджик. "Ты что, - говорю, - зверюга, своих не узнаешь?" А он не узнает. Толкает нас в обратную сторону, в Волгоград. Тогда полковник, не говоря ни слова на это гостеприимство, а мужик был здоровее меня...

- Здоровее тебя только слон, - вякнул Мошкин.

- И полковник, - не смутился Кока, - берет он проводника за шиворот и на убегающий перрон опускает. Иди, говорит, посмотри мемориальный комплекс на Мамаевом кургане. Прорвались мы в родное купе, а там опять "здрасьте" посторонние живут. И моих вещей - сумки - нет. "Где?" - спрашиваю. Мямлят, что не было вещей. И тут я замечаю, что вагон плацкартный. И полковник обратил на это обстоятельство внимание. А мужик он горячий, москвич. "Я за купе платил! - начал права качать. - Они вагон поменяли!" Ногами затопал. Бабулька на топот говорит, что она из самой Москвы в третьем вагоне едет и он всю жизнь плацкартный.

- И тут я протрезвел, - сказал Кока.

- А чем ты раньше глядел? - упал на стол от смеха Мошкин.

- Некоторые могли бы помолчать, - сурово заметил Кока.

"Некоторые" замолчали.

И вот почему. Как-то наладили Мошкина в двухступенчатую командировку. Вначале надо было залететь в Москву, передать бумагу военным, дальше маршрут лежал в Кзыл-Орду, на Байконур. Мошкин славно отработал первую, бумажную, ступень. На второй вышел пассаж. Семнадцать лет не видел Мошкин институтского однокашника Равиля Уразова, а тут в метро "Калужская" упали друг другу в объятия.

Уразов был специалистом по морским крылатым ракетам. Летел на Камчатку. Отмечать встречу друзья поехали в Домодедово. И прямым ходом в ресторан. Время общения на вес золота - Равилю до отлета оставалось три часа. "За лучший в мире Казанский авиационный!" "За славный девятый факультет!" "За великолепную шестую группу!" Чем дальше, тем труднее воспоминания пробивались через гущу тостов. Наконец, объявили рейс Равиля. Он полетел к своим плавучим ракетоносцам, а Мошкин, стараясь идти ровно, направился за билетом в Кзыл-Орду. Природа обделила его ростом и весом, зато наделила редким автопилотом. На заветное окошечко вышел точнее точного.

- В Кзыл-Орду, - попросил билет.

Дикция у Мошкина не театральная. Начало слова съедает, конец проглатывает, а середину жует. Было бы еще название типа Иваново. А то тюркское - трудное для русского языка. Особенно, когда язык выпивши.

- Кызыл? - переспросила кассирша.

- Орда! - мотнул тяжелой головой Мошкин.

Но у него получилось ближе к "ага".

На что кассирша выдала билет до Кызыла и поторопила:

- Регистрация уже началась.

- Кзыл-Орда? - с остекленевшим взором Мошкин подрулил к стойке.

- Ага-ага, - ответили ему.

В самолете Мошкин безмятежно спал, а когда вышел на вольный воздух, увидел, что пейзажик вокруг него не тот. Вместо плоских казахских степей непонятная гористость.

- Мы где? - тупо спросил Мошкин проходящую мимо женщину.

- В Кызыле, - шарахнулась та в сторону от странного любопытства.

- А-а-а, - протянул озадаченно Мошкин.

Через десять часов, среди кромешной ночи, у Коки раздался вкрадчивый телефонный звонок.

- Это я, - таинственно раздалось в трубке, - Мошкин.

- Ты че, саксаулов объелся? - возмутился Кока. - У нас два часа ночи!

И положил трубку.

- Кока, - взмолилась трубка во второй раз, - выручай, стою у твоего подъезда.

До Омска у Мошкина хватило денег долететь, а дальше он надеялся на друга. Кока дал денег и страшную клятву не выдавать сослуживца даже своей жене. Этой же ночью Мошкин, конспиративно натягивая шапку на глаза, а шарф на нос, отбыл в Кзыл с Ордой.

Кока много лет свято хранил эту тайну...

...- Пришлось нам на ближайшем полустанке выйти, - продолжал Кока рассказ о том, как его подвело под монастырь пиво.

- Погоди, - удивился Мошкин, - душанбинский до Капъяра без остановок...

- Остановился.

Кока опустил интересный эпизод, когда, невзирая на уважение к полковничьим погонам и внушительную комплекцию обоих пассажиров, их вышвырнули среди степей. Саранчой налетела бригада проводников, остановила поезд и выкинула за шиворот - в отместку за своего собрата, оставленного полковником в Волгограде на просмотр мемориала. Три часа бедолаги автопехом шли в город-герой. И горло промочить от дорожной усталости было нечем. Портфель с пивом, арбузом и лещом поехал в Душанбе. Кстати, проводника, отправленного полковником на экскурсию, они встретили на вокзале и даже предложили отметить событие. Проводник бежал от них, как черт от свечки, обзываясь: "Русский шайтан! Русский шайтан!"

- Надо, Кока, меньше пить в командировках, - сказал Мошкин.

- Да-да-да! - поддакнул Кока, - а то некоторые вместо Орды в Кызыл улетают.

- Это кто улетает? - заинтересовалась шибко любопытная Лариса Федоровна Лукьянчикова.

- Проехали, - выдал себя Мошкин.

Кока молчанием выразил солидарность с "проехали".

ПРЫЖОК СО СТАРТА

Кока прочитал в книжке, как средней ноги прыгун в высоту в немецком концлагере превзошел личный рекорд - перепрыгнул двухметровый забор из "колючки", чтобы доставить информацию о восстании в соседнюю зону. Прочитал и долго чесал затылок от невероятных тайн, заложенных в человеке и в нем самом, в Николае Патифонове. Он перемахнул два метра "колючки" вообще не представляя, как, прыгая в высоту, спортсмены ходят и сдают. За всю жизнь выше оградки палисадников не скакал. Да и то во времена, когда школьная молодость в штанах бурлила - девчонкам цветы воровал. А прыгал в высоту, если хозяин цветов с колом в руках выскакивал на крыльцо. И вот уже далеко не парубок, под тридцать катило, а два метра с гаком взял без всякой разминки. И не на стадионе с матами, а в полевых условиях с вытаращенными на лоб глазами. Конечно, не от скуки и не ради рекордов...