Александр Раскин - Очерки и почерки

Марина.Милый… (Поняв.) Любовь — всегда любовь! Смерть — всегда смерть! (Застывает в красивой позе.)

Сверхмрак. Безвыходность доходит до предела и переходит его.

Майнриддер, Жюльвернский, Затяжной, Стыдоба, Бонжур, Гаудеамус Игитур (хором). И мы, Прут, тоже! (Дружно вымирают.)

Колобок (один, мечтательно). А у меня была тетя в отделе распространения. И уж она печатала, печатала, печатала. (Заходится.)

Ввиду отсутствия живых героев пьеса на этом кончается.

Это было вечером, и этот вечер был похож на другие вечера, на два, на три, на пять вечеров. Шел снег. Он, как всегда, напоминал прохожим о первой любви и незаконченном среднем образовании.

Сутки первые.Освещается просцениум. На ящике с «эскимо» обнявшись сидят Любкови Зина.Оркестр тихо играет что-то такое.

Зина (после паузы). Только ты не думай, что я со всяким покупателем так сяду.

Любков.А я и не думаю.

Зина.Просто каждой женщине в такую погоду хочется, чтобы на сердце тепло было. Ну, вот и… А вообще-то я — член профсоюза. И у меня нагрузка — касса взаимопомощи.

Любков.Оно и видно.

Зина.Злой ты, Сева.

Любков.Ну что ты, Зиночка… (Гладит ее по голове, целует в щеку, ударом локтя в грудь сшибает Зину с ящика и медленно уходит.)

Зина (лежа на снегу). Ну и черт с тобой! Кому «эскимо», пломбир, сливочный, фруктовый! (Плачет.)

Сутки вторые.Почти тот же вечер. Продолжает идти снег. Прохожие вспоминают, что когда-то они были дошкольниками. Любковидет через сцену, осматривается.

Любков.Сорок лет, всего каких-то сорок лет. Вот в этом доме был наш детский сад. Мне было пять, ей — тоже пять. Как ее звали? Муся? Дуся? Боже мой, как я любил ее! Как она любила меня! Наши стульчики всегда стояли рядом. И эта песенка… (Тихо, проникновенно поет.)

Через сцену медленно идет Туся.Она недоверчиво вглядывается в Любкова.

Любков (поет).

Туся.Сева! Севочка! (Бросается ему на шею.)

Любков (он должен допеть):

(Обнимает Тусю. Бурная музыка, переходящая в эротику.)

Сутки третьи.Комната Туси. Опять поздний вечер. За окном все еще идет снег. На окне сидят Любкови Туся.

Туся.А помнишь, ты хотел стать академиком…

Любков (мрачно). Стал.

Туся.И летчиком…

Любков.Летал.

Туся.И шахматистом…

Любков.Играл…

Туся.И драматургом…

Любков (садится спиной к ней). Хлебал…

Туся.Сева, ты плачешь? Сева, что случилось?

Любков.Ничего не случилось…

В комнату вваливается совершенно пьяный Игорьс девушкой.

Игорь.Ба-ба-бабушка, я пьян! А это Ма-маруся!

Девушка.Ваш Игорь какой-то псих! Меня зовут Валя!

Игорь.Это т-тебе к-кажется…

Девушка.Абсолютный псих! Завтра зачет, а он ни бум-бум!

Любков.Это я беру на себя!

Сутки четвертые.Еще более поздний вечер. Но снег все так же идет. Та же комната, но все по-другому. Протрезвевший Игорьусиленно занимается. Валяв стороне изучает английский язык. Тусяработает над собой.

Любков (глядит на них весело). Вот это я понимаю!

Игорь.А знаете, вы — занятный дядька! С одной стороны — вроде положительный, а с другой — вроде отрицательный…

Туся (строго). Игорь!

Валя.Ит из Псих-о-Пат! Энд Психо Паташон!

Все не смеются.

Любков.Ну вот что, я пошел! (Встает, одевается.)

Туся.Сева, ты куда?

Любков (зло). Ты хочешь знать? Изволь, я скажу тебе. Я иду на крышу сбрасывать снег. Дело в том, что я не академик, не герой, не мореплаватель, а… дворник. Прощай, я люблю свое дело!

Туся поспешно одевается.

Куда ты?

Туся.Я с тобой на крышу!

Объятие. В суматохе Игорь целует Валю.

Валя.Ахалпел? Адзынь!

Сутки пятые.Вечер, снег, крыша. Любкови Тусяс лопатами.

Туся.Я всегда знала, что ты будешь выше нас всех.

Любков.Какое у тебя ухо красивое… (Поцелуй. Оба тихо поют).

Дружно сбрасывают снег с крыши на прохожих. Прохожие строятся парами и организуют коллективные просмотры. Некоторые идут в кино.