Shellina - Фанфик Другая история

— Мама сказала, чтобы мы расспросили Кикимера, — Сириус прервал мои эпистолярные потуги, ворвавшись в комнату, которую я как-то незаметно превратил в свой миниатюрный кабинет. — А что ты делаешь?

— Пытаюсь написать письмо Гермионе.

— И как, получается?

— Нет. Так что там насчет Кикимера?

— А почему не можешь написать-то? — Блэк с любопытством посмотрел на пустой лист, лежащий передо мной.

— Она мне нравится, очень, — рявкнул я. — Поэтому и не могу.

— Понятно, не хочешь выставлять себя полным идиотом, а хочешь, я тебе сейчас помогу…

— Сириус, что с Кикимером?

— Регулус однажды одолжил нашего эльфа Лорду, а потом, когда эльф вернулся, они куда-то отправились вместе, но вернулся обратно только Кикимер. У нас даже тела Рега нет, гроб пустой хоронили. По гобелену определили, что его больше нет, — Сириус замолчал. Я понимаю, почему он тянет время, даже готов письма за меня писать, лишь бы не узнавать подробности о гибели брата. Это слишком тяжело, ведь когда не знаешь точно, в душе теплится какая-то надежда, а вдруг? Сейчас же эту надежду может полностью уничтожить рассказ старого эльфа. Но по мне, лучше уж так, лучше оплакать, как следует, и отпустить, чем на что-то надеяться. Поэтому я бросил перо на стол и крикнул:

— Кикимер.

Эльф явился незамедлительно. Он так сильно радовался, что любимый дом вновь обрел хозяина и, наконец, принял вид, полагающийся родовому гнезду древнего рода, что даже практически не брюзжал.

Из рассказа Кикимера мы вынесли следующее: Регулус на самом деле погиб, причем, скорее всего, присоединился к армии инферналов, охраняющих крестраж. Также мы выяснили, что Регулус успел отдать настоящий крестраж самому эльфу и приказал его уничтожить. Кикимер не знал, что это, и, захлебываясь слезами, говорил, что никак не мог выполнить последний приказ молодого хозяина, из-за чего практически сходил с ума, но буквально недавно, старый эльф перестал ощущать населяющее медальон зло. Значит ли это, что воля господина Регулуса выполнена?

— Принеси его сюда, — слегка охрипшим голосом проговорил Сириус. — Мы его проверим, если все так, как ты говоришь, то, благодаря Гарри, зло, поселившееся в медальоне, действительно исчезло.

Пока эльф искал доверенную ему Регулосом ценность, Сириус сидел в кресле и смотрел в одну точку. Именно сейчас он полностью осознал, что остался совсем один.

— Наладь уже, наконец, отношения с Малфоями и кто там еще у вас остался? Пригласи Драко у себя погостить, женись, наконец, — я говорил тихо, но крестный меня услышал и едва заметно кивнул.

— Да, нужно Цисси сюда позвать и Андромеду тоже. Нас практически не осталось, Блэков, я имею в виду, нужно вместе попытаться держаться. Заново познакомиться, мы же все-таки родственники.

Я снова взял в руки перо. Чувствую, это лето веселым будет. У Сириуса просто неуемная энергия, и, если он поставит перед собой цель помирить сестер, то мне их очень жаль. Хотя, им придется это сделать, чтобы кузен их в покое оставил. Ради этого, я подозреваю, Люциус ему и Долг жизни простит, лишь бы часто не видеть. Хотя не представляю, как он все это будет делать в условиях воскрешения Лорда. Уж белую макушку Люциуса среди пожирателей я разглядеть сумел. Подозреваю, что именно ему я обязан ушибом печени и огромным кровоподтеком. Как бы спросить поделикатнее? Хотя, насколько я знаю Малфоев, он каким-нибудь образом все равно намекнет на то, что я ему должен.

Кикимер явился, когда я вывел «Милая Гермиона». Я решил остановиться на этом обращении, и будь что будет.

Мы осмотрели медальон, и поняли, что ничего по внешнему виду сказать не можем. Я знал, что нужно провести кое-какие исследования, но применять свои знания при Сириусе не решался, поэтому я решил довериться чутью эльфа. Раз он говорит, что медальон пуст, значит, так оно и есть.

— Надо Снейпу показать, — наконец, решил Сириус. — Так, Кикимер, как только Снейп скажет, что эта гадость действительно обезврежена, я ее тебе отдам на память. У меня нет никакого желания держать его при себе.

Кикимер закивал и исчез, а Сириус встал и вышел из комнаты. Ему нужно побыть одному, я полагаю.

Посмотрев на пергамент, где было написано всего два слова, я плюнул, и скомкал злополучное ненаписанное письмо, выбросив его в корзину под столом, где уже лежало несколько таких же смятых пергаментов.

Сириус вновь зашел в комнату. Что он болтается без дела?

— Я тут вспомнил про Шляпу. Что ты хотел сказать, про то, что Шляпу кто-то заколдовал?

— Да, ничего особенного. Во всяком случае, к настоящим событиям это происшествие не имеет никакого отношения, — мы действительно пришли к этому выводу и с наставником и с ребятами, когда я обсуждал с ними эту проблему. — Просто однажды Шляпа решила пойти на поводу у какого-то ребенка, и отправила его на тот факультет, на который он хотел, а не туда, где должен был оказаться. В итоге, сразу стало заметно, что, находясь не на своем месте, он стал, скорее всего, хуже учиться. В детстве для того, чтобы учиться должна быть какая-то мотивация, причем любая: общность интересов твоих товарищей, страх наказания, желание поощрения, да что угодно. До определенного возраста дети не хотят учиться — им это неинтересно, а тех, кто заставляет их это делать — просто ненавидят. Так всегда было и так всегда будет. Так вот, заметив, что ни угрозы, ни поощрения в том случае не действовали, директор, скорее всего, взял это на заметку и про этот случай забыли бы, если бы ни необходимость реформ. Тогда про Шляпу вспомнили и заколдовали ее таким образом, что она всегда стала слушать мнение самого ребенка, который вряд ли вообще понимает, что значит факультетская необходимость и желает учиться, например там, где до этого учились его родители, ну, и так далее. Оказавшись не на своем месте, учащихся обзавелись более насущными проблемами, чем учеба — межфакультетская неприязнь, например, которой раньше никогда не было, а если эту неприязнь слегка подогреть, то изменения в школьной программе пройдут вообще незаметно. Вот и все.

— Мне иногда кажется, что ты гораздо старше своего возраста, — Сириус покачал головой и посмотрел на часы. Затем вдруг подмигнул мне и аппарировал куда-то прямо из комнаты.

Я посмотрел на стол и пачку пергаментов практически с ненавистью, но все же сел и придвинул к себе очередной пергамент.

Мои муки прервал довольно отчетливый шум, донесшийся до меня из холла. С видимым облегчением я отодвинул от себя письменные принадлежности и направился посмотреть, что происходит.

Когда я вышел в холл, я наткнулся на огромный чемодан, а затем увидел владелицу этого чемодана. Гермиона стояла напротив портрета Вальбурги и, похоже, знакомилась.