Владимир Круковер - Анекдоты для Никулина

А чем мы, люди хуже. Мой тост за дружбу и любовь.

Каждый несоблазненный юноша, каждый неразвращенный и не забитый нуждой мужчина содержит в себе свою сказку о любимой женщине, о возможности невозможного счастья.

А когда, бывает, женщина является, то вот и встает вопрос:

— Не она ли это явилась, та, которую я ждал?

Потом следуют ответы чередой:

— Она!

— Как будто она!

— Нет, не она!

А то бывает, очень редко, человек, сам не веря себе, говорит:

— Неужели она?

И каждый день, уверяясь днем в поступках и непринужденном общении, восклицает: «Да, это она!»

А ночью, прикасаясь, принимает в себя восторженно чудодейственный ток жизни и уверяется в явлении чуда: сказка стала действительностью — это она, несомненно она!

Выпьем же за нее, единственную.

О, как опошлено французское «ищите женщину»! А между тем это истина. Все музы опошлены, но священный огонь продолжает гореть и в наше время, как горел он с незапамятных времен истории человека на земле. Вот и мое писательство все от начало до конца есть робкая, очень стыдливая песнь какого–то существа, поющего в весеннем хоре природы единственное слово: «Приди!»

За тебя, родная.

Любовь — это неведомая страна, и мы все плывем туда каждый на своем корабле, и каждый из нас на своем корабле капитан и ведет корабль собственным путем.

Мой тост за умелых капитанов.

Прекрасная Дама или ведьма, положительно или отрицательно — все равно, только едва ли что–либо в духовном мире является без участия женщины.

Детей от Прекрасной Дамы рожать никому не дано… В любви к женщине бессильна молитва… если только нет решения в природе.

За высокую духовность любви.

Материнство как сила, создающая мост от настоящего к будущему, осталась единственной движущей силой жизни…

новое время характерно величием материнства: это победа женщины.

За матерей.

— Радость и счастье — это дети любви, но сама любовь, как сила, — это терпение и жалость. И если ты теперь счастлив и радуешься жизни, то благодари за это мать: она жалела тебя и много терпела, чтобы ты вырос и стал счастлив.

За наших родных мам.

Женщина по природе своей жалостлива, и каждый несчастный находит в ней утешение. Все сводится к материнству, из этого источника пьют, а потом бахвалятся: каждую можно взять! Сколько из этого обмана слез пролилось!

За высокую силу материнства.

Мне кажется, величайшую радость жизни, какая только есть на свете, испытывает женщина. встречая своего младенца после мук рождения. Я думаю — эта радость включает в себя ту радость, какую частично испытываем и все мы в своем счастье.

За счастья рождения.

Умереть — это значит отдаться до конца, как отдается на дело рожденья женщина и через это становится матерью… А смерть матери — это не смерть, а успенье.

Помянем же святую женщину.

Я будто живую воду достаю из глубокого колодца ее души, и от этого в лице я нахожу, открываю какое — то соответствие этой глубине.

От этого тоже лицо ее в моих глазах вечно меняется, вечно волнуется, как отраженная в глубокой воде звезда.

За живую воду женской души.

Посмотрит на тебя, улыбнется и всего осветит так ярко, что деться лукавому некуда, и все лукавое уползает за спину, и ты лицом к лицу стоишь избавленный, могучий, ясный.

За ясность чувств.

В любви можно доходить до всего, все простится, только не привычка…

Выпьем за то, чтоб любовь никогда не становилась привычной.

Женщина протянула руку к арфе, тронула пальцем, и от прикосновения пальца ее к струне родился звук. Так и со мной было: она тронула — и я запел.

Мой тост за песню, которую порождает женщина в наших душах.

«… будь счастлив тем, что твой ландыш простоял за каким–то листиком и вся толпа прошла мимо него. И только под самый конец одна женщина за тем листиком открыла тебя, и не сорвала, а сама наклонилась к тебе.

За счастье.

Сегодня такое солнце, что я вспомнил всю радость свою, как вышла она мне на один только день. Не было тогда еще в поэзии строк, отвечающих моей радости, но за годы моего отчаяния стих родился: «Мир есть луч от лика друга, все иное тень его».

За дружбу.

Сколько отмерено человеку в ширину — столько счастья, сколько в глубину — столько несчастья. Итак, счастье или несчастье — это зависть наша одного человека перед другим. А так нет ничего: счастье и несчастье — это только две меры судьбы: счастье — в ширину, несчастье — в глубину.

За счастье.

В том–то и дело, что та любовь (от Бога), и эта любовь (от страсти) автономны, и если женщина разлюбит, Бог почему–то не заступается.

Так что, как бы мы ни любились, несчастно допустимо…

Значит, держись в любви своей так высоко, чтобы, встав на цыпочки. На большие пальцы, земли касался бы, а концами длинных пальцев руки доставал бы до неба, в такой любви тебя не унизит никакое несчастье.

За любовь.

Когда человек любит, он проникает в суть мира.

За любовь.

Любовь, как большая вода: приходит к ней жаждущий, напьется или ведром зачерпнет и унесет в свою меру. А вода бежит дальше.

За вечную силу любви.

Без слов, без мистики, а действительности: есть нечто на земле драгоценное, из–за чего стоит жить, работать и быть веселым и радостным.

И это драгоценное — наши прекрасные дамы. За них.

Любовь — это знание… Есть в человеке и во всем мире сторона, которую можно узнать только посредством силы любви.

Мой тост за знание любви.

Последняя правда, что существует таким прекрасным, каким видели его детьми и влюбленные. Все остальное делают болезни и бедность.

За любовь и детей.

Каждая семья окружена своей тайной, которая непонятна не только окружающим, но, пожалуй, еще больше непонятна самим членам семьи. Это происходит оттого, что брак есть не «могила любви», как думают, а личная, значит, священная война. Вступая в брак, данное лицо с его волей встречает другую, ограничивающую его волю, и тем самым является «тайна» двух, состоящих в борьбе с неизвестным концом.

В этой борьбе случаются как бы обвалы, в которых жизнь рассыпается, и посторонние люди по обломкам могут прочитать тайну семьи. Такой обвал был в семье Л. Толстого.

Что есть любовь? Об этом верно никто не сказал. Но верно можно сказать о любви только одно, что в ней содержится стремление к бессмертию и вечности, а вместе с тем, конечно, как нечто маленькое и само собой понятное и необходимое, способность существа, охваченного любовью, оставлять после себя более или менее прочные вещи, начиная от маленьких детей и кончая шекспировскими строками.

За вас, за вашу дружную семью.

Нет, не дни в нашем распоряжении, а только мгновения. Но даже и мгновения даются не многим, и как подумаешь о них — сердце наполняется благодарностью.