Остап Вишня - Поехали (сборник)

Он поет очень длинную "поэму", которая называется "Отец и дочь".

О глубокой трагедии в той песне рассказывается на мотив "Кирпичиков":

Ни кирпичики, ни чугунчики

В Ленинграде теперь не поют,

А поют теперь песни новые

И на новый мотив передают, -

но "передают" ее не "на новый мотив", а на мотив старый, на мотив "самых что ни на есть революционных" "Кирпичиков".

Эта "песня новая" знакомит слушателей с тем, как

На кладбище Митрофания

Отец дочку зарезал свою.

"Отец, мать и дочь жили весело", но потом над малюткой насмеялась "злая судьба" -- померла у нее мать.

Отец "нашел себе жену новую", которая возненавидела семилетнюю "крошку" и "отцу вот задачу дала":

Всей душой люблю тебя, миленький,

Только жить мне с тобою невмочь.

Говорить тебе только совестно:

Жить с тобою мешает мне дочь...

Ты убей ее иль в приют отдай,

Только сделай ты все поскорей.

А не сделаешь, я уйду тогда

И одна буду жить веселей.

Отец не выдержал. Агитация новой жены сильно на него подействовала, и вот:

Мысль зверская пришла в голову,

И не стал свою дочку любить.

В детский дом отдать было совестно,

И решил зверь-отец дочь убить.

Обдумав все это, отец повел дочь на кладбище, на могилу своей первой жены, и:

Вдруг отец: "Надя, Надя, -- стал звать, -

Подойди ко мне, моя милая,

Я хочу тебе что-то сказать..."

Бедная Надя, не зная ничего, хоть "сердце девочки гибель чуяло", подошла к родителю.

Лицо бледное, подошла к нему,

Отец быстро схватил и стал жать,

Чтобы крик ее не мешал ему

И на помощь людей не дал звать.

Отец, "жмучи" Надю и крича: "Ты, родная дочь, иди к матери!" -зарррезал свою дочку, "крошку семилетнюю".

Засверкал тут нож палача-отца,

Совершил он ужасный кошмар.

И теперь:

Два креста стоят над могилкою:

То мамаша и дочка лежат.

Эпилог этого всего "совершения кошмара" таков:

Отец "за железной решеткой сидит", а:

...красавица где-то шляется,

На свиданье к нему не идет...

"Зверь-отец" в конце обращается ко всему советскому обществу с призывом:

И хочу всем мужчинам сказать:

Как умрет у вас жена первая,

Детям мать вторую не брать.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Такая печаль звучит ежедневно по вагонам пригородных поездов столицы.

Но это далеко не все.

Слушайте дальше.

Закончив пение, "певец печали нашей" обращается ко всем гражданам с таким предложением:

-- Граждане! Мо'ть кто хотит иметь ету песню переписану, то прошу -- цена двадцать копеек!

Достается из-за пазухи целая папка с перепечатанными на машинке песнями.

Я, разумеется, купил.

И многие еще купили.

И вот, когда я радостно кинулся за покупкой, мне предложили:

-- Гражданин! Имеится у меня еще и "песня-роман", очинно антиресная (ударение на о: роман).

-- А о чем же, -- спрашиваю -- тот "роман"?

-- О любви.

-- Дайте, пожалуйста!

"Роман", я вам доложу, знаменитый!

"О любви" -- и больше ни о чем другом.

Ты вспомнишь комнатку уютную,

Где мы сидели с тобой вдвоем.

Меня ты в губки целовала

И называла "милый мой".

Потом ты "другую" полюбил.

Ты полюбил одну богачку.

Я знаю просто, милый мой:

Богачка золотом займется

И позабудет про тебя.

Кончается роман очень грустно:

Вот скоро, скоро, друг любезный,

Венок терновый мне сплетут.

С венком терновым в гроб дубовый

Меня на кладбище свезут.

И сердце раны там залечит,

Какие есть в груди моей,

И зарастет моя могила

Тернистой зеленью ветвей.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я плакал, читая поэму "Отец и дочь", плакал я горько и над "песнею-романом".

Почему я плакал?

Да так. Взгрустнулось, вот и заплакал.

* * *

Когда я, вернувшись домой, читал вслух об "Отце и дочери", маленькая девочка, слушая поэму, спросила:

-- Дядя! За что же папка свою девочку маленькую зарезал?

-- Это он, -- говорю, -- "по обшибке". Ему надо было кого-то другого зарезать, а он девочку резанул. "Обшибка" вышла.

"Обшибка" вышла.

1929 ______________________________________________________________________

На рудниках

И вот я, деревни сын,

В сердце Донбасса вгрызся.

В буйном цветении века машин

Дымарями Донбасс покрылся...

Стихотворение это, как вам известно, не мое. Стихотворение это хорошего поэта Андрея Панова.

Надо вам сказать, что я в сердце Донбасса не "вгрызался", а въехал на плохоньком поезде в сердце Криворожья, именно туда, где добывается железная руда и марганец.

Если даже принять фабричные трубы за "буйное цветение", то на Криворожье такого "цветения" очень мало. Зато там целые залежи причудливо сверкающего камня, который на солнце отливает черным, синим, зеленоватым и серовато-серебристым огнем.

-- Что это, -- спрашиваю я у соседа, -- за камень такой?

-- Это кварцит.

"Кварцит! С чем же он, -- думаю себе, -- рифмуется?"

Кварцит... Антрацит... Стрептоцид... Аппендицит...

Я, ей-богу, не стану врать в своих впечатлениях о криворожских шахтах.

Из-за этого, собственно, я и начинаю с того, с чем "кварцит" рифмуется...

Потому что, "вгрызаясь" на какую-нибудь там неделю в рудники, ни черта вы про кварцит более не узнаете, кроме того, с чем он рифмуется, или какой можно к нему ассонанс или аллитерацию применить...

Чтобы узнать об этом кварците подробнее, чтобы знать, что с этим кварцитом связано (а связано с ним ой как много!), не неделю, не две и не три нужно принюхиваться к этому кварциту и приглядываться к нему.

* * *

Итак. Первое, значит, впечатление -- кварцит.

Второе впечатление -- копер.

Всюду копры, копры, копры...

Что такое копер?

Прежде всего это слово, которое рифмуется со словом "шахтер".

Любой писатель, приезжая на рудники, знакомится с пролетарской на них жизнью и может, не доехав даже до рудников, уже написать такое стихотворение:

Выпираются копёры,

А на них стоят шахтеры...

Если люди, знающие толк в шахтерской жизни, скажут вам:

-- Что вы, товарищ, мелете? Сроду никакие шахтеры на копрах не стояли!

Вы на это отвечайте смело:

-- А вот в честь моего приезда залезли туда и стоят!

На копрах всюду шкивы.

И шкивы годятся для стихов:

И стоят копры со шкивами,

Будто кони буйногривые.

Шкивы так похожи на гривы, как, скажем, я на канарейку.

* * *

Затем на вас сильное впечатление производит карьер.

Карьер -- это штука, весьма напоминающая корыто. Огромнейшее корыто. Глубина такого корыта бывает саженей этак в пятьдесят, а длина его -- саженей полтораста. Детей в карьерах не купают, белье не стирают, а добывают там руду железную.

Рифмуется карьер со словом "фокстерьер".

Карьером он называется потому, что в нем пролетарские и непролетарские писатели карьером удирают от "бурок".

"Бурка"... Что такое бурка? Опять же это совсем не то, что на Кавказе из шерсти делают.