Сергей Богучаров - Фол

– Так-то оно так, – соглашается главный провожатый. – Друзей объявлялось много…

– А девчонка что? Тоже?…

– Не сомневайся. Она как раз это… ну, говорят, вроде минет ему делала… Так и нашли их… в объятиях, понимаешь…

– Да, красивая смерть. Погибнуть на ложе любви, – вдруг говорит Виктор Павлович.

– Чего ж красивого? – не соглашается главный провожатый. – Кровищи море. Артуру пулю в глаз… Олегу и вовсе черепушку разворотили, он, видно, за секунду почувствовал что-то.

– Я слышал, Александр Николаевич, – заговорил второй сопровождающий, – что папаша у девчонки-то этой, у Алёнки, крутой человек. Бокситами, что ли, торгует. И очень был недоволен, что Артур дочку совратил.

– …И киллера нанял, – продолжил главный провожатый. – Я тоже эту лажу слышал. Но, во-первых, не Артур там первый проехался и не второй даже, это пусть безутешный отец у своего окружения проконсультируется, а, во-вторых, зачем же дочку ему собственную и любимую под пули подставлять?

– Ну, может, и не хотели, может, обстоятельства так сложились…

– Это, Дима, были профессионалы. У них нет стечения обстоятельств. Другие бы Олега так технично не уложили. Никаких следов – и три трупа.

– Четыре, – подал голос водитель. – Собаку забыли.

– Ну, ты Джулиана, хотя и умный был пёс, с людьми не равняй.

– Всё равно жалко.

Джип подъехал к Ваганьковскому кладбищу, где милиция распоряжалась передвижением автомобилей и людей, стекшихся на похороны.

Вокруг полированного гроба с откидывающейся крышкой, в котором покоится Артурик, стоит едва ли не весь политический полусвет столицы. Острый взгляд Виктора Павловича отмечает также немалое число роскошных разномастных девиц в лёгком летнем соблазнительном трауре. Но даже среди них особенно выделяляется одна, с фигурой манекенщицы, светлолицая, что не может скрыть даже вуаль на огромной траурной шляпе с темно-фиолетовыми цветами на поле.

– Подойдите вначале к Сулейману, – сопровожающий наклонился к уху Виктора Петровича, отвлекая его от грешных мыслей. – Это официальная вдова Артура. К ней – потом.

Виктор Павлович, не вникая в смысл слов «официальная вдова», послушно подходит к высокому смуглому лысоватому брюнету в чёрном фраке и чёрной манишке с бриллиантовой заколкой вместо галстука.

Они обмениваются короткими фразами, Сулейман пожимает руку, протянутую Виктором Павловичем, а левой – его плечо.

Виктор Павлович, обстоятельно протискиваясь сквозь стайку траурных девиц, подходит к «официальной вдове».

– Сударыня, в другое время я бы нашёл для вас тысячу самых прекрасных выражений… Но сегодня язык мой способен произнести только скупые слова безмерной скорби. Не укладывается в голове…

Дама, скривив лицо в неоднозначном выражении, суёт ему длиннопалую ладонь в чёрной олупрозрачной перчатке. Виктор Петрович склоняется к этим пальцам, пахнущим дорогущими духами, и задерживает на них свои губы дольше, чем того требуют обстоятельства протекающей церемонии. Наконец, всё же оторвавшись, возвращается к провожатым.

– Ну, я поеду, ребята? Делов выше крыши.

– Надо выступить, Витёк. Сулейман ждёт.

– Да вы что, ребята? Ни к чему это. Мне Сулейман ничего об этом не сказал.

– Ну вот! Почему должен это говорить? Он в трауре.

– А Старый, братцы?! Он как на это посмотрит? Ну зачем мне светиться?

– Вии-тяя… Это ведь Старый велел, чтобы и ты выступил. Что ж мы тебе от фуфла говорить будем?..

– Ну, не понимаю.

– А понимать и не надо. Чувствовать надо… Как наш Старый чувствует. Раз он сказал – значит, так надо. Ты будешь выступать следом за друзьями Артурика… и перед представителями от искусства…

Мурманская девушка сидит на кровати в гостиничном номере, в таком же, какой мы видели в начале. Одну кроссовку и носок она уже сняла, теперь снимает вторую. Шевелит пальцами ног без следов лака, разминает свои большие, но красивые ступни. Гладит голени, встаёт, снимает с себя платье, простой немодный лифчик; потягивается так, что видны тёмно-русые волосы у неё под мышками, поглаживает груди… Стаскивает трусы невообразимого лилового цвета с фиолетовым кружевом по краю, открыв буйные завитки, обозначившие лоно.

В двери ворочается ключ.

Девушка, не обращая внимания на этот звук, грациозной поступью шагает в ванную.

Виктор Павлович, стоя близ гроба, завершает свою траурную речь.

– И только теперь, здесь, начинаешь осознавать, какого человека мы потеряли. Это сознают даже такие люди, как я, кто не знал покойного близко, чьи встречи с Артуром Георгиевичем были единичны, мимолётны, почти случайны… Но слух о его добрых делах, на которые было безгранично щедро его большое сердце, всё ширился и ширился… – Виктор Павлович делает паузу и вдруг неожиданно, может быть, для самого себя неожиданно, продолжает: – Как Феликс Дзержинский в первые годы советской власти собирал по подвалам и асфальтовым котлам беспризорников, так Артур Георгиевич неутомимо заботился о детях, оказавшихся на улице в наше… – Виктор Павлович на мгновение замешкался. – …в наше сложное, противоречивое время. – В этот миг он, прежде сосредоточенный взглядом на завуалированном чёрным газом бюсте скорбящей под дорогим макияжем красотки, расположившейся возле вдовы, чувствует что-то, переводит глаза на Сулеймана и видит изумление на его прежде неподвижно-невозмутимом лице. Он спохватывается и заканчивает:

– Спи спокойно, дорогой Артур… – Промедлил чуть дольше, чем можно было бы не заметить. – …Георгиевич. Мы всегда будем помнить о том заряде добра, который ты завещал хранить и преумножать.

Прикоснувшись к краю гроба и поклонившись покойнику, Виктор Павлович пробирается к кладбищенским воротам. На этот раз сопровождающие следуют за ним молча.

– Вы меня отвезёте обратно? – спрашивает Виктор Павлович.

– Конечно. Садитесь пока в машину. Мы через пару минут вернёмся.

Парни уходят.

– Скажи, приятель, – обращается Виктор Павлович к водителю, развязывая галстук и возвращая его, – где здесь сортир поблизости?

– Поблизости нет вроде, – принимает галстук водитель и тут же повязывает его себе под воротник. – Да мы быстро. Вы ведь обратно, заседать?

По ковровой дорожке административного коридора решительной поступью идёт Галина. В холле, где на кожаных диванах в расслабленных позах сидят крепкие парни с мобильными телефонами и пейджерами ( оставим пейджеры, хотя можно было бы заменить айфонами или айпадами. – С. Б.) , подходит к одному из них и отзывает в сторону. Парень лениво влачится за Галиной в сторону, слушает, что она говорит, и постепенно его фигура приобретает поджарый, устремлённый вид. Галина как-то украдкой пожимает ему руку и уходит по коридору в том направлении, откуда пришла. Парень плетётся к своим приятелям, что-то им говорит и быстро уходит в коридор, противоположный тому, по которому ушла Галина.