Ольга Хомич-Журавлёва - В поисках безграничности

Парки, отели, кафе бесконечные,
Яхты качаются в тихом порту.
Здесь, становясь романтично беспечнее,
Каждый найдет голубую мечту.

Я задохнусь от восторга у трапа.
Как хорошо возвратиться домой,
Милая сердцу, родная Анапа,
Город покоя и радости мой.

Это тебе посвящаются оды,
Это тебя восхваляют в веках!
Город любви, вдохновенья, свободы.
Солнечный мир, на морских берегах.

Пересчитала все щели,
Белой больничной стены,
Лежа на жёсткой постели, —
Где не прощают вины.

Ноет в измученном теле,
Невосполнимость потерь.
Сколько – часы иль недели,
Не выходила за дверь.

В снах, опасаясь забыться,
Шепчет, как речитатив:
«Снится, мне всё это снится!
ОН во мне всё еще жив!»

Память безжалостно – хлестко,
Опровергает: «Смотри!
Эта кровавая горстка,
Бывший ребенок, внутри.

Помни, как рвали на части,
Мир, не рождённый, в тебе!
И об утраченном счастье,
Каяться поздно Судьбе…»

Сквозь тысячи километров,
Твой голос ко мне прорвётся,
По струнам летящих нервов,
В душе моей отзовётся.

Подруга, душа, Ириша!
Весь мир между нами – пропасть.
И голос, как будто тише,
И жизнь – набирает скорость.

Но слово и музыка – вечны.
И в перипетиях вселенной,
Звучат песни бесконечно,
Что созданы вдохновенно!

Смотрю на стул. Мне говорят,
Что тяжело писать о стуле,
Что слишком образ простоват.
Ну, это, братцы, вы «загнули»!

Стул, величайшее из благ,
Цивилизованного быта.
Тот, будущего артефакт,
В котором суть души сокрыта.

Ведь после праведных трудов,
Так хорошо присесть на стуле.
На спинку бросить плащ – покров,
И выпрямиться, не сутулясь.

О, подсчитать бы, сколько лет,
Мы, опираясь пятой точкой,
На стуле провели! И свет,
Увидел много дивных строчек…

Стул, на который я смотрю,
Не эфемерный, а конкретный —
Четыре раза, к сентябрю,
Преображался он заметно.

Его обшарпанный каркас,
Морилкой красила, любовно,
Сменив на новый, каждый раз,
И поролон, и ткань. И словно,

Передо мной был новый стул.
И тридцать лет ему – как шутка…
Сиденья бархат вновь вернул
Мне память детства, на минутку…

Когда пронзает тело боль —
Сжав зубы, силишься подняться,
Стараясь ей не поддаваться.
Но результат усилий – ноль.

И остаётся лишь одно —
От адских мук скользнуть в нирвану.
Пусть тело заврачует рану,
И переборет боль оно.

А я вернусь из забытья,
В клубах эмоций всепрощенья,
И с некой тайной озаренья —
Наградой из небытия.

И тело, призванное жить,
Воспримет душу с удивленьем —
Тем происшедшим измененьям —
Желаньям верить и любить…

Ты много лет одна,
В полной «бесперспективе»,
Мне говоришь всегда,
Гладя кота, тоскливо:

«Видела – жизнь идет
Пусто и так негласно —
Всё задом наперед,
И не горит, а гаснет.

Может быть, был пароль
В самом начале жизни?
Кто-то сказал – изволь —
Ты вне игры до тризны.

Или – была игра?
Выиграл – и в нирване.
А проиграл – гора
Бед по планиде тянет?

Или всесильный ТОТ,
Мучить решил до срока?»…
Знаешь, твой черный кот
Вертит тобой неплохо…

Звездная пыль веков
В доме, на чердаке.
Вот, что скрывал засов,
Во временн о й реке —

Здесь целый мир застыл,
И рассыпаясь в прах,
Что-то, но сохранил
В пыльных своих углах.

Предков ушедших хлам,
Некогда нужный им —
Спутник страстей и драм,
Жизней мелькнувших, дым…

Что же я здесь ищу,
В крахе суд е б чужих?
Душу надеждой льщу —
Вдруг, я познаю Их…

В мрачных заревах заката,
Исчезают корабли.
Время требует расплаты —
Только души – не рубли.

Мы на поиск Атлантиды
Отправляемся, друзья —
В неизвестность и без гида
И со знанием, что – зря…

Когда дыханье осени сквозит,
Курортный город словно замирает.
Гул дискотек и баров затихает,
И Муза совершает свой визит.

Она струится, как хрустальный бриз,
Скользя по морю, нежно белой пеной,
И по виску, ожившей, жаркой веной,
Теплом стекает, с кровью, к сердцу, вниз.

И вновь заводит Муза механизм,
Ещё недавно занятый торговлей,
Утратив радость, веру и здоровье,
Запутавшийся в выборе харизм.

И оживает спящая душа,
И даже появляются желанья,
И с Музою – взаимопониманье,
Опять ваяя что-то, и верша.

И замечаешь розовый листок,
В пруду, плывущий мерно, от фонтана,
И рыб, что забавляются так рьяно,
Рождая феерию между строк…

Глядишь такими глазами,
Как будто пронзил реальность.
Вот так же под образами
Постичь можно изначальность.

А там, за спиной, смеются,
Крутя у виска – мол, «съехал».
Пусть – при своем остаются,
Они тебе не помеха.

Безбрежны твои картины,
Таинственны в них сюжеты.
Всю прошлую боль отринув,
Слывешь неземным аскетом.

Но к Вечности прикоснувшись,
Уже не найти покоя…
Ведешь кистью, в холст уткнувшись,
Сквозь время, корабль Ноя…

Ты купила вновь билеты,
Улетела от меня,
Но зароки и обеты
Сгинут в пламени огня.

И в горящем самолете,
Рвущем души на куски,
Начинает смерть работу —
Обрывает волоски…

И на черном поле брани,
Отгоревших голосов,
Прах фрагментов разбирали,
В мёртвом таинстве часов.

В лихорадке тело билось,
В безысходности, когда
Оказалось – мы простились
Не на год, а навсегда…

Когда в ветвях гигантских сосен,
Следы запутает туман,
Пугливо застывают лоси
И фыркнет на тропе кабан…

Объятый таинством вселенной,
Еще не вырубленный лес,
Так умудрёно и надменно,
Теряет к миру интерес.