Алексей Смирнов - Судоходство в пролет

И мне давно хочется обозначить это психологическое уродство каким-то очень общим, емким термином, соотнести процесс с медицинской патологией. В сознании, как и в физическом организме, может иметь место хроническое воспаление с хроническими гнойными выделениями. Это одна ситуация, когда речь идет о процессе с окончанием на «-ит». А я все больше сталкиваюсь с похожими, но отличными случаями, когда налицо хроническое перерождение с распадом и образованием полостей, некая наследственная дегенерация. Такие процессы оканчиваются на «-оз».

То есть с окончаниями все понятно, а вот с корнями – беда.

Буду подбирать. Потрачу на это остаток жизни.

Наконец я свободен!

Мне выдали болотную бумагу, поставили в красное чернильную татуировку и попросили двести рублей.

Я-то думал, что все будет куда драматичнее. Чего, помимо разводов, ожидать в пролетарском районе, где выпивки десять точек на триста квадратных метров, да два круглосуточных «Нормана», да прочее круглосуточное, а роллы и суши задыхаются, доживая последние дни?

Мне виделись плачущие дети, рисовались траурные смокинги на молчаливых родственниках и гостях.

Белый десятидверный лимузин, украшенный куклами-трансформерами и матросскими лентами с надписью «Балтика-9».

Потом – поездка к Поцелуеву Мосту, где по преданию я должен был при свидетелях и понятых расцеловать делопроизводительницу загса. Дальше – на Марсово поле и к Медному Всаднику, благодарить их за возможность болотной бумаги.

Весь город-то неспроста на болоте.

Но никаких поцелуев и никакого моста, за исключением вентилятора и кактуса.

Еще там была, если не путаю, бегония – симпатичное растение в бракоразводных стенах. И меня отправили на Марсово поле, а в привычную до простатита сберкассу, где я заплатил двести рублей и еще десять, за распечаточку.

Дура дала мне в подарок лотерейный билет, и десять рублей я-таки отыграл у этих алчных людей.

– Выиграли, что ли? – неприязненно спросили из-под стекла.

Я со змеиной улыбкой зазмеился билетом в окошечко.

Церковь, приход.

На чердаке – чудовищный кавардак.

Батюшка, ломая себе ноги и руки, протискивается сквозь утварь.

– Это что?! Откуда здесь ходунки? Откуда здесь целая гора ходунков? У нас тут целая компания инвалидов, ходить с ходунками треногими? Почему они здесь?

Вбегает жизнерадостная поповна.

– Что это? Что это? Ой, какие милые! На них замечательно наденутся платья!…

Так моя дочка, проезжая мимо кладбища, закричала на кресты: какие лазалки, я хочу по ним покарабкаться!

Поп махнул рукой и покинул чердак.

На лестнице его ждала беда. Она одна не ходит.

Там насрала неустановленная старушка.

Поп схватился за голову и выпучил глаза:

– Что же делать? Что теперь делать, что делать?..

Он находился в полной растерянности.

Этим вопросом задавались и Чернышевский, и Ленин, но так и не сыскали ответа.

Мне рассказали, что швейцарцы, даже когда не пользуются фуникулерами и не служат на сборах, все же какают очень быстро.

Им достаточно двух минут.

Конечно, двух минут бывает достаточно, но добавьте сюда гигиену и все такое. Наша Птица-Тройка притормаживает, останавливается и безутешно пожирает чичиковское сено.

Молодцы, проворные гномы! Настоящий Альпенгольд.

Я перестал есть хот-доги.

Мне не раз говорили, что нужно прекратить их переваривать, но я не слушался и ел. В худшем случае они выходили из меня неповрежденными, через рот, еще даже со сладкими-солеными огурчиками.

Но вот в Москве, в переходе метро, меня-таки пробило и вразумило.

Час был очень поздний, к полуночи, и там был ларек – естественно, запертый. Он укрылся под ширмой, но витрины остались видны, и там лежали нераспроданные дневные хот-доги. Вне холодильника, оставленные до завтрашнего утра.

Они напоминали ссохшиеся багровые пальцы, отрубленные на Лобном Месте, потому что росли изо Лба, а это подрыв государственности.

И тесто им явно сочувствовало, ибо предоставляло прохладное мучное укрытие, хотя бы и жестковатое.

Мимо ларька – и меня – прохаживался милиционер, и я его интересовал куда больше.

А ведь я переваривал это и начинал состоять из этих усеченных пальцев, где только и не было ногтей, но говорят, что они отрастают в гробу, развлекая труп.

К одному батюшке, во храм, приехали депутаты. Может быть, они даже приехали из Москвы.

Посмотреть, как это там и что творится у батюшки. Не нужно ли освоить какой-нибудь транш, позолотить купола. Но все это, видно, было на стадии прожектов, а потому батюшка не озаботился особенным хлебосольством.

Депутаты приехали к полуночи, и батюшка угостил их чаем, да еще печеньем с баранками, наверное, но это уже мои досужие домыслы.

Чаепитие получилось скоротечным, в первом часу депутатов препроводили во двор. Батюшка ласково провожал их. Покуда не наткнулся на бомжа.

Этот бомж появился неизвестно откуда. Вероятно, он где-то лежал, грезя о булочке и бутылочке растворителя, укрывался ветошью пополам с насекомыми и думал, что вот же, бывают где-то в мире даже батюшки и матушки, не то что депутаты.

Они увидели друг дружку и остановились чуть поодаль, группа и одиночка.

Батюшка, в центре, окаменел.

Депутаты безмолвствовали. Ведь они же народ, его избранники, а этому народу приличествует безмолвие. Они явно впервые видели настоящего бомжа.

Бомж двинулся к ним, бормоча несвязное про рубли.

Депутаты оставались в растерянности. Тогда батюшка накинулся на бомжа и грозно велел ему уходить, пока не случилось страшное. И ушел во Храм.

Шел первый час ночи, и ему просто-напросто отчаянно надоели и депутаты, и бомж

Батюшка решил там побыть, пересидеть.

Он сообразил, что рано или поздно из этого что-нибудь выйдет.

Так оно и оказалось в действительности: когда батюшка возвратился во двор, там не было уже ни депутатов, ни бомжа.

Возможно, депутаты воспомнили, что и сами когда-то существовали пусть не бомжами, а кем-то вроде, и торговали мочевиной. И дали ему сотню долларов.

Но скорее всего, я думаю, они разразились неизрыгаемой в высоком обществе бранью, отчего их проситель наклал в штаны и укрылся под ветошью. Ведь они уже покинули храм, а потому богобоязненность сама собой улетучилась.

Да, так мне кажется вероятнее.

Во всяком: случае, двор опустел, и по нему прохаживался дворник, а депутаты летели, летели, летели, а бомж давно задремал немудреным сном.

Давненько у меня не было мемуаров, но вот он случился. Может, и был? Не нашел.