Алексей Смирнов - Судоходство в пролет

И я думаю – не рост ли это? Или Альцгеймер? Не начало ли это созидания и сбора камней? Вот придет ко мне любимая, а у меня уже кастрюли. Уже есть повод задуматься.

Впрочем, я могу и продать их за столько же, если кому нужно. Не в кастрюле счастье, в ней только его соблазнительные семена.

Когда-то у кого-то – простите, запамятовал – я прочитал об истинном православии. О его сущности. Дорога, светофор, машина, за рулем поп. Красный свет. Стоял-стоял, а потом перекрестился и рванул.

Вот оно.

Мне рассказали про очередного батюшку. Что-то зачастили они ко мне.

В общем, папа купил автомобиль.

Старенький Мерседес 70-х годов, смешной и зеленый, но для езды в 90-е.

Машина была железная, и на дорогах батюшка не церемонился. В экстраординарных ситуациях он шел на таран.

Противник получал чудовищные увечья, а машина батюшки отделывалась царапиной на сердце.

Но однажды он протаранил три машины подряд.

В приход Мерседес приволокли волоком и чинили ломом. Батюшка негодовал: не соблюдают правила, не уважают батюшку!

Батюшка напоминал качка и имел чудовищный шрам на лице.

Вскоре батюшка соприкоснулся с «каблуком». Там была очень сложная развязка.

– Стоять долго! – Толкает шофера в бок. – Давай-давай, проскочим прорвемся.

– Так ведь там ГАИ…

ГАИ немедленно и пришло.

Вместо шофера выскочил батюшка, весь при кресте.

– Как это можно – батюшку?!

Те вздохнули, отступили.

– Вот видишь – никто не может батюшку задержать, а ты бодяжился.

Не так давно я написал про Тапки.

Дескать, они появились ниоткуда. Мужские, мой размер. В знак того, что нечисть, разгулявшаяся в моем дому, решила загладить свою вину хотя бы так.

Но с ними дело разрешилось. Тапочник, как я сказал, нашелся. Это мне их отчим купил, а я призабыл, но все равно: я уходил, и в коридоре их не было, а когда вернулся – они стояли посереди прихожей. Не все так просто.

Нынче вышло куда интереснее: я ушел, а вернувшись, обнаружил два крохотных ключика на колечке, одинаковые, как от почтового ящика, с надписью Italy, где я не буду никогда, и мои тертые джинсы тоже не будут.

Гаденькие такие ключики, от частого пользования.

За последние несколько дней в моем дому побывали три человека. Все они начисто отрицают причастность к ключикам.

Явно не золотые. Но вдруг золотые?

Тогда придется повторить весь цикл: завести многопудовую черепаху, накормить ключами, позвать со двора Карабаса и Дуремара, благо они круглосуточно там сидят, купить им кукольный театр в структуре белой горячки. Выстругать чурку, а лучше пригласить его из ближайшего магазина. Отправить к соседу, который 20 лет сверлит мне стену, и сказать, что там, если на неделю запереться, заткнуться, попить и нарисовать очаг, удастся продырявить чуркиным рылом мою очень прочную, кстати сказать, кирпичную стенку и оказаться в волшебной стране. То есть в гостях у меня, у сказки, в окружении рукоплещущих санитаров и ОМОНа. Мне, в компенсацию за причиненный ущерб, попрошу Мальвину, но лучше – лису Алису.

Сдается мне, правда, что не те это ключики.

Не ключики ли это Святого Петра?

Один от и один От?

Опять же Италия.

Посетил, не застал и забыл или оставил с намеком. Давай, дескать, сам? Как-то не согласуется с доктриной.

Позднее все разъяснилось. Недаром первоначально два эти ключика до паховой грыжи напомнили мне те самые яички-клубни, которые дорожная проститутка хотела пересосать моему тестю под видом американского минета. Прочно сцепленные, они мрачно напоминали мне как о тесте, так и о надобности заплатить за свет. Они вывалились из коробки, куда он упрятал электросчетчик.

Давно это было, лет десять как, а вот припомнилось.

На лестнице зазвучали преаппетитные удары, и кто-то неторопливо покатился, а кто-то торопливо побежал, я еле успел заглянуть в глазок.

Потом соседка, жена гегемона сверху валялась у нас в ногах:

– Кто? Скажите, кто его? Ну конечно, вы не скажете…

И в лице ее что-то переломилось, словно черная дамская папироса.

Ну а как еще?

Я отвел сержанта в сторону.

– Не для протокола, начальник, – сказал я. – Коричневая куртка, рыжая пидорка-шапка. Обойдите дворы, навестите квартиру напротив. Отрицать буду все.

Он кивнул.

Вот в Сент-Мери-Мид, где каждый дом на отшибе и сидит мисс Марпл, убивают специально подумав – так, чтобы даже болезнь Альцгеймера не помешала это разоблачить.

А здесь, в районе сплошной пролетарской застройки, пока добежишь докуда-нибудь, откажет либо дыхалка, либо железобетонная печень.

А новые соседи, что въехали в квартиру напротив потом, года два отскребали ее от недавних жильцов, надолго оставшихся без квартиры. Правда, теперь у них напротив был я, и они установили не глазок, а систему видеонаблюдения.

Наш двор пора накрыть и покрыть шатром со звездным небом над и под ним, поставить кассу и биотуалет, но без ключа.

Сегодня утренникам – которые дежурят там на скамейках с утра, часов с двух ночи – особенно плохо. Неразговорчивы. Вынимают из урны пустые бутылки и бомбят голубей. Еще достают гнилые фрукты; по виду достали лимон, и тоже бросили, но он упал невдалеке. Через две минуты его не стало: съели. Не голуби, голуби разбегались под натиском катапульт.

Сожрали, точно. Будь это апельсин, я бы вконец расстроился, хотя терпеть не могу, как и лимон, ибо человек устроен необычно.

Заглянул на почту.

Передо мной оказалась многоголосая женщина почтенного урожая, с градусом и сахаром – квадрат; она отправляла восемь узбекских паспортов, в каждый из которых было вложено по четыре бумажки для проштамповывания, регистрации и разрывания пополам.

Восемь узбекских паспортов. Семь исламских террористов прибыли 1-го, числа, а один – 31-го, вот с ним-то и возникли проблемы. Возможно ли осуществить над ним государственный почтовый акт?

Ведь он мог приехать незадолго до ноля часов, лукаво прикидывала женщина. Велика ли разница? Первое, тридцать первое, чай-май…

Но главный террорист, разумеется, прибыл с утра, чтобы все подготовить к прибытию остальных семерых.

Вышестоящим актом акт над восьмым был возложен на усмотрение почты.

И почта покочевряжилась, но уступила, и фундаменталист оказался в опасной от меня близости. Где-то в Питере.

Вообще, я считаю почту гнездовьем радикализма.

По почте рассылают, скажем, письма с сибирской язвой. Не говоря уже о всякой рукописной хуйне.

Я предлагаю собрать всю почту вместе с Почтамтом и вывезти за 100 километров, в заброшенный полуколхоз, куда по одноколейке ходит игрушечный поезд-«подкидыш». Двадцать лет назад он ходил, туда и обратно, утром и вечером.