Сергей Прокопьев - Остров Гопников

Деревня, в которую ехали Сергей и Виктор, начала оживать. Проснулись и залаяли собаки, люди потянулись в магазины и на работу, велосипедисты и машины начали колесить по дорогам… Солнце уже заняло свой небесный плацдарм.

От троекратного автомобильного гудка в большой, но низкой спальне собственного дома, на огромной, словно взлетная полоса аэродрома, кровати с балдахином проснулся загорелый двадцатилетний парень. Пнув коленом спавшую рядом грудастую девушку, он вскочил на ноги, метнулся к открытому настежь окну и, выругавшись, крикнул:

– Ну, че вы там, а? Итить-молотить!

За забором участка, возле защитного цвета уазика с ликвидированной крышей и самопальным, сваренным из водопроводных труб бампером его ждали трое крепких парней. Проснувшийся помахал им рукой, а разбуженная пинком девушка недовольно буркнула:

– Какого хрена, Салынцев? Рано еще…

И, завернувшись в одеяло, отвернулась к стенке.

– Итить твою не переитить! – Салынцев вернулся к кровати, одной рукой поднял одеяло, а другой с размаха шлепнул девушку по ягодице. – Выметайся, сиповка!

Натягивая на ходу бретельки лифчика на широкие плечи, Анжела поправила трусы на объемистой попке, вставила ноги в тапки и, включив свет, вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Салынцев потянулся и размял шею. Его вытянутое лицо с трехдневной щетиной и маленькими карими глазками под мостиками черных бровей обрело привычное нагловатое выражение. Именно из-за такого внешнего вида злые языки прозвали Пашу Салынцева кабаном, хотя ему больше нравилась кличка Кенгурятник (да-да, он сам писал свое погоняло с большой буквы), которая прилипла к нему из-за вычурного бампера на его уазике. Это прозвище как нельзя лучше подчеркивало его статус сельского авторитета.

Паша с удовольствием осмотрел свою комнату: двуспальную кровать с балдахином, компьютерный стол, заваленный всевозможной техникой и телефонами, открытый платяной шкаф с грудой шмотья и плазменный телевизор на стене.

Мысленно пройдясь по всем комнатам своего трехэтажного коттеджа, он сам себе сказал: «Жизнь удалась, все зашибись!» и подошел к зеркалу на шкафу. Полюбовавшись на свой торс и бицепсы, он нацепил чистую белую майку, простенькие короткие шорты и пластмассовые шлепки. Размялся, потягал гантели, отжался несколько раз.

Прикрыв по привычке окно шторами, Паша выглянул из спальни. Анжела возилась где-то внизу и не могла ему помешать. Тогда деревенский авторитет вернулся к шкафу, сунул руку под него, нажал потаенный рычаг и отодвинул его. Как в хороших детективах, которых, впрочем, Паша не смотрел, за шкафом скрывалась дверь стального сейфа, где хранились Пашины сокровища: горы сомнительного происхождения наличности, документы на земельные участки, ценные бумаги, золотые монеты, ювелирка, бутылка дорого коньяку. Всего этого было много, очень много. Паша любовно осмотрел свои богатства, взял немного денег, закрыл свой тайник и пошел на первый этаж.

Наскоро перекусив, он вышел из дому, на ходу крикнув Анжеле, чтобы та не забыла закрыть за ним входную дверь.

Подойдя к любимому уазику, Паша поприветствовал своих товарищей: субтильного коротышку, от которого за версту несло перегаром, его звали Череп, и двух здоровенных амбалов: услужливого и глуповатого рыжеволосого Найка, а месте с ним и курчавого, похожего на Иванушку-дурачка, блондина Лексуса.

– По тачилам! Курс на магаз! – скомандовал Паша.

Схватившись за борт, он ловко запрыгнул в открытый уазик. Пацанский джип с самодельным, замысловатой формы бампером лихо помчался по дороге, вздымая клубы пыли.

Развалившись на заднем сиденье, Паша окинул хозяйским взглядом своих подопечных, которых, не стесняясь, звал шестерками. Он руководил гопотой не первый год и привык жестоко контролировать все их действия, так как считал, что недооценка человеческой глупости и тупизны к добру не приведет. К тому же его шестерки должны были выглядеть подобающим образом, чтобы достойно представлять его в гопницком обществе.

– Череп, итишкин ты козерог, – проворчал Паша, закончив ревизию, – ну че ж ты, мля, черные гады в такую жарень нацепил?

Смотрелся Череп весьма импозантно. Сдвинутая на затылок кепка FBI, стрекозы на носу. Расстегнутая клетчатая рубашка и ярко-синяя футболка навыпуск. Узкие облегающие черные джинсы и белые кроссовки с витиеватыми узлами желтых шнурков. На одной руке рукав рубашки закатан по локоть. Ровно так, чтобы обнажать кривоватую татуировку с гитарой. На левой руке с обколотыми венами рукав рубашки сползает ниже локтя.

Паша перевел взгляд на грубоватое лицо Найка, скомпонованное из одних острых углов, и в который раз подумал, что эти брови, скулы, нос и подбородок Господь Бог вытесывал с помощью топора.

Найк выглядел проще. Примерно одинакового с Пашей роста, атлетически сложенный, он одевался невычурно: выцветшая камуфляжная футболка с надписью «Made in Russia», серые джинсы (и как ему не жарко?) с дырками чуть выше колен. Салынцев оставил его без внимания, зато придрался к Лексу:

– Разоделся петухом! Нацепил гандон цвета блевотины обезьяны…

Лекс не отличается сообразительностью, и внешность у него соответствующая: лоб низкий, светлая шевелюра, напоминающая прическу в стиле «афро», на макушке клок седых волос, который Паша называет памятью о незалежной Украине. На Лексусе светло-зеленая майка-борцовка, красные свободные шаровары и белые сандалеты.

– А як же ще? – раздраженно ответил гопник.

– Ну, блин, ты мне еще на хохляцком побазарь… – бросает в сторону Салынцев, и оба гопника надолго замолкают.

***

Оставляя за собой хвост из клубов пыли, уазик кометой пролетел всю улицу и, сбросив скорость, плавно подкатил к крайнему дому. Заасфальтированная дорога уходила в горку и пересекалась с федеральной трассой, направо от перекрестка – автомобильный мост через реку, а возле насыпи моста, отделенный от дороги песчаными барханами и лужами, стоял магазин. От остальных домов на улице он отличался своей ухоженностью. Обшит светло-розовым сайдингом, покрыт новой сверкающей черепицей.

Все, кроме Салынцева, покинули машину и выстроились перед ней, как это было заведено. Паша-Кенгурятник вылез только тогда, когда Найк открыл перед ним заднюю дверцу бобика.

– Ждите здесь, я в магаз, – отдал команду Салынцев и вошел в заранее растворенную Черепом дверь.

Слова «я в магазин» шестерки Паши знали наизусть. Череп всегда заходил в магазин с боссом, а Найк и Лексус в это время ждали его в машине, остановившись где-нибудь в теньке.

Салынцев-старший запретил сыну бросать автомобиль возле магазина и перегораживать им проход, так как это неизменно вызывало недовольство покупателей. А с общественным мнением, ему, Салынцеву-старшему, владельцу торговой точки, приходилось считаться. В деревне магазинов немного, и местные жители запросто могли объявить бойкот любому из них. Бойкот грозил разорением в зимний период, когда уезжали дачники, и никто, кроме местных жителей, магазины не посещал.