Евгений Пекки - Невыдуманные истории от Жоры Пенкина

– Где объект находится. Меня же месяц в части не было.

– Ты что дурочку мне строишь? Спросить не мог?

– Я спросил, вон у майора Грудовского, – кивнул Жора на главного инженера, который, ухмыляясь, выглядывал из-за плеча комбата.

– И что он тебе сказал? – грозно спросил комбат, поворачиваясь к главному инженеру.

Что водитель знает, куда ехать, что он в пятницу на этом объекте работал.

– Ах ты скотина!

Левой рукой комбат схватил водителя за куртку возле горла и, приподняв его от земли, ударил затылком о дверцу. Правым кулаком он хотел ударить несчастного воина по голове, но его рука наткнулась на согнутую руку Пенкина, который машинально поставил ему локтем блок.

– Ты что, на командира руку поднял? Под трибунал отдам!

Глаза комбата чуть не вылезли из орбит налившихся кровью глаз, а сам он побагровел, как свекла. Он замахнулся кулаком – теперь уже на Пенкина. Тот стоял и не думал уклоняться от удара. Его вдруг обуяло состояние спокойного бешенства, которое посещало его за всю жизнь всего несколько раз. Фактически это была готовность умереть в следующую секунду, вцепившись в горло врагу. Случись у него с комбатом обоюдная драка, Пенкину пришлось бы нелегко. Противник, в которого превратился командир, был на голову его выше и килограммов на двадцать тяжелее, но Жора даже не думал об этом. Комбат наткнулся своим взглядом на глаза лейтенанта и опустил кулак.

– Да его же убить мало.

– Я бить его не дам. Он тоже не знал куда ехать.

– Как это, воин? Где ты работал в пятницу?

– Здесь, – пролепетал бледный как смерть испуганный солдат.

Тут вмешался главный инженер:

– Какого хрена ты здесь, если этот кран должны были поставить на профилактику? Тут же должен быть другой кран.

– У того крана кардан полетел, – пролепетал боец, – его в ремонт, а меня вместо него.

– Так вместо него – это не сюда, а на разъезд Квилишкис, что в пяти километрах отсюда.

– Товарищ лейтенант сказали, что нужно ехать туда, где я был в прошлый раз, я и приехал.

Комбат, сопя и играя желваками на скулах, переводил взгляд с главного инженера то на Пенкина, то на воина. Поняв, что виноватого за одну минут ему не найти, он рявкнул:

– Следуйте за мной! Да пошевеливайтесь!

Пока он с майором Грудовским шел к машине, Пенкин и водитель уже заняли места в кабине крана. УАЗик взревел и понесся по дороге. За ним, едва поспевая по грунтовке, летел кран.

– Не отпускай его, но и близко не прижимайся. Комбат в бешенстве, может отмочить что угодно.

Дорога была извилистая, на кране было написано «скорость не выше 40 км в час», однако стрелка спидометра часто уходила за шестьдесят. Управлять такой махиной было непросто. На поворотах кран заносило и валило на бок. Двенадцатиметровая стрела весом больше тонны – это вам не шутки. Неожиданно, когда комбатовоз скрылся за поворотом, заросшим кустами, Пенкин тихо сказал водителю:

– Притормози.

Тот начал притормаживать, одновременно входя в поворот. В семи метрах за кустами стоял УАЗ. Солдат побледнел и изо всех сил надавил на педаль тормоза, даже привстав с сидения. Несмотря на то, что колеса были заблокированы, кран несло прямо на машину комбата. Боец едва сумел вывернуть руль, чтобы уйти от удара и машину развернуло поперек дороги. Комбат высунулся в приоткрытую дверь и гаркнул:

– Что плетётесь, как сонные мухи?

Комбатовоз вновь полетел вперед, а кран за ним.

– Видишь, что делает? – спросил водителя Пенкин.

Тот только кивнул головой, вытерев пот со лба рукавом.

«Да, – подумал Жора, – а комбат не робкого десятка. Не притормози Паша на повороте, кран бы снёс его машину. Впрочем, может он этого и добивался? А за разбитую машину и, не дай Бог, травмы командиров пришлось бы мне отвечать по полной мерке. Как старшему по машине…»

Показался объект. Там кран был действительно нужен позарез. Грузы были такие, что справиться с ними мог только шестнадцатитонник. Вернулись в часть они уже к темноте.

Пенкин перед сном, вспоминая свою поездку, для себя решил: с этим нужно что-то делать. Так дальше жить нельзя.

– Огуренков, что опять у тебя за волокита с ремонтом дизель – компрессора? Забыл, что он с утра нужен будет на работе. Хочешь, чтобы из-за тебя мой батальон план сорвал? – прорычал, вместо «Здравствуйте», вошедший в офицерскую столовую комбат. Видно было, что он сильно не в духе, да еще возможно и с похмелья.

– Поляков, это не твои бойцы возле автопарка балду бьют, вместо того, чтобы грузить инструмент в машину? А вы все думаете – откуда берутся потери времени.

Оба упомянутых лейтенанта, встали, не дождавшись чая и, дожевывая на ходу бутерброд с маслом, который выделила им на завтрак Родина. Они бодро выскочили из вагончика, надевая на ходу фуражки и, вспоминая все крепкие выражения, которые невольно лезли на ум.

После этого майор уселся на свое любимое место в дальнем углу, откуда во время принятия пищи он, как сип белоголовый зорко поглядывал на офицеров, сидящих за другими столиками. Рядом с ним за стол никто не садился, за исключением зампотеха или главного инженера. Замполит части и зам. по тылу, когда приезжали в городок, привозили собой жен, а потому предпочитали обедать дома и в столовой вообще не появлялись.

Картины, подобные приведенной выше, когда кто-либо из офицеров выскакивал из-за стола, недоев завтрак или обед, повторялись практически каждое утро. А, бывало, и без обеда кто-либо оставался.

Вообще-то в этом заведении существовал определенный этикет. Когда офицер заходил в столовую, то громко здоровался со всеми присутствующими без рукопожатий, вешал фуражку, садился за стол и желал присутствующим приятного аппетита. Пенкина это сначала смешило: «Ну, какая мне разница есть у них аппетит или нет».

Однако с волками жить – по-волчьи выть. Привык и он. Не мог он только привыкнуть к хамству начальников.

Пока Жора Пенкин топтал сапогами плац на сборах в Чернигове, в их воинскую часть прибыло новое пополнение солдат, и офицеров. Офицерами были в основном лейтенанты, призванные на два года после ВУЗов. Естественно, что вскоре они уже были знакомы с Пенкиным, сначала заочно, поскольку каждому из них в красках рассказали о казусе на строевом смотре, а потом и непосредственно. Как ни крути, а это были другие офицеры, чем те, которые окончили военные училища. Моментов здесь было два: во-первых, двухгодичники были, как правило, более начитанными, эрудированными и человечными по отношению к подчиненным. А во вторых, служба у них хоть и была почётной обязанностью, но была она не навсегда и даже не на двадцать пять лет. Каждый из них, за редким исключением, мечтал вернуться к себе в свой родной город, к семье и друзьям. Поскольку не было желания получать новые звания и должности, не было и желания подстраиваться под самодурство начальства, терпеть порядки, установленные вопреки привычному образу жизни и здравому смыслу. Короче, скоро в комнате вагончика Жоры Пенкина стала собираться офицерская молодёжь «с гражданским уклоном», как они сами себя называли. Молодые люди играли в шахматы, могли расписать «сочинку» или «ленинградку» без фанатизма к деньгам: по гривенничку за вист, а еще вели разговоры, обсуждая порядки в части, действия начальников, а так же как с этим бороться и в каких случаях. Человек несведущий может подумать: «Что у них там офицерских собраний не проводили, где можно всё высказать. Или партийных собраний не существовало?».