Александр Вяземка - Товарищ Кот, английский жмот и человек-патефон, или Добро пожаловать в Велкомбританию

Выходит, у цивилизации есть и плюсы, и минусы. Можно было бы избежать минусов? Можно, если бы у них не было столько сторонников. Каждый готов гадить ради собственного комфорта, а запрещать ему и трогать его не смей: он же личность! Мы дошли до того, что личность одного человека – будь он хоть законченным негодяем – важнее всего мира… Вот говорят, что эти люди по-своему честны. Ну да, так и есть. Только это какая-то цыганская честность: вы их за руку ловите, а они нагло уверяют вас, что невиновны. У каждого своя шкала честности. Послушать любого обвиняемого, так выходит, все преступления на земле, похоже, совершаются потусторонними силами или инопланетянами, но только не людьми!

Их права? О чем вы? Единственное право, которое у них есть, – это право быть порядочным человеком. Объясните, друзья мира, цивилизации, снисхождения и прочих громких слов, почему на арест преступников требуется санкция суда или прокуратуры, а на совершение ими преступлений – нет? Может, хватит с ними нянчиться?

Из-за всех этих треволнений и тревожных мыслей я уже сама начала дергать себя за волосы. Правда, дергаю я себя за волосы очень осторожно, чтобы, не приведи Господь, не вырвать чего ненароком!

– Либерализмом проблемы преступности не решить, – говорит Джон. – Вот послушай меня. Либерализм преступника не наказывает, черт побери! Он его жалеет, отпускает под залог и на поруки и совершает любое другое антисоциальное и преступное действие, только бы его простить и извинить. Как вам это нравится? Надо работать с душой человека, а не позволять ему творить что в голову придет. Теперь, чтобы избежать наказания, достаточно апеллировать к либеральным ценностям, и вот ты уже неприкасаем! Такой вот, получается, истинный смысл у «торжества закона»: закон взял мерзавцев под свою защиту от правосудия честного человека. Мы зомбированы либерализмом, а на самом деле лучшего лекарства от глупости, чем подзатыльник, и от непослушания, чем пинок, еще не придумано. Вот знаешь, люди со средствами могут позволить купить себе безопасность от уличной преступности. Понатыкали везде заборов и камер наблюдения. Спрятались за толстыми стенами. А улицы от преступности кто будет очищать? Нет, не их забота. Многие политические и общественные деятели любят поучать, сами при этом идеалом не являясь. Как вам это нравится? Те же, кто действительно живут по совести, не поучают. Они подают пример.

Я так думаю, он имеет в виду Премьер-министра и прочих постоянных персонажей теленовостей. Уж эти-то обожают поучать!

– Мы никогда не обещали вам, что будет легко. И мы никогда не обещали вам, что это вообще возможно.

Это именно то, что сказал Премьер-министр в своем последнем интервью, когда его спросили о профилактике и снижении преступности. Облысеть! То есть, это… обалдеть!

– Знаешь, иногда мне кажется, что наш Великий Обещатель – не живое существо, – бормочет Джон, вперившись в экран телевизора, – а говорящий автомат, в который загрузили набор слов, и он теперь их воспроизводит в произвольном порядке.

А лично я думаю, что нет ничего хуже радикальных либералов. Кроме свободных радикалов, конечно.

Все пошло наперекосяк с самого начала. Во-первых, руль в машине был приделан не с той стороны. Я раньше не придавал этому значения, но, оказывается, в Англии все приделано не с той стороны. Не знаю, что уж они там о себе возомнили, но они намеренно ездят по встречке. На метры и литры им вообще начхать. А как они любят поиздеваться над жителями Континента! Нас заманивают сюда красивыми туристическими брошюрками и хитрющими баснями о британской цивилизации. Мы приезжаем, а смесителей-то нет! Есть только кран с холодной водой и кран с горячей водой. Вот так вот они любят гостей: «Пускай уж лучше гость сидит как бедный родственник, чем как богатый».

Если бы только руль был приделан с той стороны, где сидел я, все было бы по-другому! Я по природе своей прирожденный лидер. До сих пор всем приходилось с этим мириться. Я и этой троице сразу об этом сказал, тем более что они и так сошлись во мнении, что им нужен лидер. Но я ж говорю: в этой стране, Англии, все растет не с той стороны. Как я могу заставить людей видеть вещи в их естественном свете, когда все глядят не в том направлении?

Вот скажите, что мне оставалось делать, когда никто на клич стать лидером не отозвался? Какой у меня был выбор? Только предложить свои услуги! Вот здесь хочу предостеречь вас, други мои. Если вы взваливаете на свои нежные плечи тяжесть руководства всяким быдлом, потрудитесь удостовериться заранее, что они признают ваше право быть их лидером.

Я уже прочистил было горло, чтобы произнести благодарственную речь, как – бац! – эти трое убийц, с которыми я оказался заперт в вонючей колымаге с неправильным рулем, набросились на меня со всех сторон горизонта и принялись молотить меня что есть дури. Бац! Бац! А еще они загодя привязали меня к сиденью ремнем безопасности, чтобы я не мог сопротивляться. Бац! Бабац!

Уф… Убить меня хотели? А вот шиш вам! Большой и твердый. Мне иногда кажется, что я вылит из крепчайшего камня: я своим убийцам из принципа никогда не облегчаю задачу. Когда резня прекратилась – эти головорезы просто-напросто выдохлись, – они решили со мной пока не расправляться, а выбрать председателя демократическим путем. Я, конечно, мог бы внушить себе, что для нас именно так и будет лучше: пусть, мол, лидером будет тот, кто избран, но ведь самообманом заниматься столь же опасно, что и самолечением.

Рефлексы умнее желаний. Рефлексы никогда не подведут: в конце концов, рефлексы – неотъемлемая часть Природы. Рефлексы присущи даже простейшим формам жизни, копирующим поведение своих родителей и сородичей снова и снова. Рефлексы же вашего непокорного слуги просто феноменальны. Мой рефлекс самосохранения намекнул мне, что лучше промолчать и не встревать в эту авантюру с выборами, а не то будут бить. Я молчал целых пять секунд, но бить все равно стали. Они набросились на меня с таким ожесточением, что стало ясно: на этот раз они решили меня прикончить. Слово – это душа. Действие – плоть. Я всегда был против насилия. Но если таков был их выбор, что мне оставалось делать, кроме как ответить насилием на насилие?

Правда, было несколько неудобно отбиваться: у меня были связаны и руки и ноги. Тем не менее я сражался как лев. От моих мощных ударов нормальная машина давно рассыпалась бы на части, но машина, в которой меня держали, была, должно быть, бронированной. Мне оставалось только биться за свою жизнь и честь и надеяться на лучшее.

Наконец несколько полицейских машин окружили поле битвы, и, потеряв немало доблестных бойцов, полицейским удалось отбить меня. После чего меня торжественно препроводили в головное здание Министерства внутренних дел, где все принялись умолять меня возглавить их учреждение. Должен признать, такое предложение было более чем заманчивым. Но, с другой стороны, если бы я согласился, эти три человечка-червячка остались бы без должного внимания и заботы и, скорее всего, плохо кончили. Поэтому мне пришлось отклонить почетное предложение, ограничившись обещанием вернуться при первой же возможности. На беднягах полицейских лица не было. Они обреченно признали, что понимают мой выбор, но не могут обещать, что утешатся раньше, чем я вернусь.