Михаэль Бабель - Озабоченные

Вся наша большая родня боялась гоев. С ними ничего не имели. Это передавалось и детям. Гойку нельзя брать – это мы знали. Когда старший из многочисленных моих двоюродных взял гойку, в родне был гвалт. Его путём мы не пошли, но ещё более многочисленным детям двоюродных гвалта уже не устраивали.

Наш святой Закон ничего против гоя не имеет, кроме одного: не общаться с ним, чтобы не породниться.

Не породнившийся с гоем еврей тоже исчезает, но не сразу, а в четвёртом-пятом поколении от крепковерующего прадеда-прапрадеда – хареди, ультрахареди, доса, ортодокса, чёрного, тёмного, лапсердачного, пейсатого, пархатого, датишника, отсталого, примитивного, непередового, непрогрессивного, несовременного. Может еврей исчезнуть и раньше – вольному воля, но не позже четвёртого-пятого поколения от стоявшего за веру.

Став советским, еврей исчезает в своём же поколении.

Моя обрезанная плоть – точное свидетельство, что я родился хотя бы за день до тридцать седьмого года, когда были уничтожены последние мастера обрезания. Мои еврейские сверстники тридцать седьмого года рождения уже были необрезанными. Моя обрезанная пиписька причинила мне много переживаний и страданий в пионерских лагерях, общественных банях и туалетах. И виноваты в этом не родители – дети революции, а дед хареди, благословенна память о нём.

Все сегодняшние ещё евреи: рацники, шаломахшавники, борцы против засилья религиозных, борцы за права, борцы за права гомиков, борцы за права нацменьшинств, борцы за счастье, за справедливость, за конституцию, за мир на Ближнем Востоке и во всём мире, за демократию, за прогресс, за освобождение, за перемены, за выполнение своей исторической миссии, за гражданские права, за обновление, за еврейство с человеческим лицом, за еврейство без лица, за еврейство без еврейства, борцы против еврейства – все-все эти сегодняшние ещёевреи (попрошу не разъединять эти два слова, это последняя ниточка связи, с ней оборвётся у многих всё) – вот такие они ещёевреи – потомки харедим.

Потомков еврейства прогрессивного, или плюралистического, или реформистского, или либерального, или современного, или советского (самого передового) – их просто нет.

Если бы не эти неугодные Всевышнему фокусы, не было бы трагедии европейского еврейства.

Американских евреев сегодня было бы миллионов тридцать, как негров. Конечно, при их стопроцентной политической активности президентом там был бы их человек, то есть наш человек, а нам бы здесь был полный каюк или полная хана и без всякого мирного процесса – они бы в принудительном порядке вывезли всех нас к себе – в новый Вавилон, если бы не их поголовная ассимиляция, что таким странным образом на руку нам, что оставляет нам шанс и не оставляет им никакого шанса.

По другую сторону планеты от американских, евреев уже давным-давно нет, а есть только количество, искусственно поддерживаемое паспортным режимом и Сохнутом.

А если найдутся там несколько завалявшихся евреев, то все страны будут оспаривать право получить их для поддержания исчезающих еврейских общин, что оставляет Сохнуту возможность завозить только гоим и не оставляет нам никакого шанса. Ведь иначе надо закрыть Сохнут, всякие местные и всемирные сионистские организации, разные магбиты, министерство клиты, комиссии и подкомиссии кнессета и министерств, соответствующие отделы во всех партиях, местных советах, гистадрутах и городских управлениях, отказаться от американских гарантий, уменьшить строительство и понизить цены на жильё, то есть ударить по кабланам, сократить бюджет и темпы развития государства, – короче говоря, закрыть страну, но на это самоубийство не пойдут из-за каких-то там иммигрантов.

Все слова, услышанные во дворе, встали, много позже, на свои места. И знаменитая тюремная «параша», которая заменяла всю канализацию, оказалась ивритом – от слова «пэрэш» (выделение, помёт). И «шпана» – от слова «шафан» (кролик). И «сорванец» – от слова «сэрэв» (упрямство, отнекивание). И «мусор» (про милиционера), а точнее – «мосэр» (доносчик). И «орава» – от слова «эрэв» (смесь, сброд, сборище).

И «мудак» оказался ивритом, что в переводе – «озабоченный».

Но с мудаками особая статья. Их много, как людей. И всегда найдутся тыкающие в словарик, мол, ошибочка вышла-с. И будут толкать в грязь тюркских ругательств…

Много мудаков, все были мудаками, и все для всех были мудаками.

Все, кроме одной женщины. Как-то она должна была представить одного из секретарей правления союза композиторов в одной светской советской компании. Позвонила, кому надо навести справки о нём, и знакомый голос на её вопрос ответил коротко: «Аа, мудак», – и положил трубку. Вечером, когда появился секретарь, она представила его: «Секретарь правления союза композиторов мудак такой-то», – и назвала его имя.

Очень скоро другой мудак, первый секретарь правления, уволил этого мудака, то есть перевёл на другую работу.

А женщина приземлилась в Израиле – и когда начала понимать иврит, рассмеялась.

Все-все были мудаками. А советский еврей, как и во всём, был в первых рядах, то есть законченным мудаком, то есть очень озабоченным – если переводить с русского на иврит и обратно.

Иврит прочно вошёл в советскую жизнь! Кто не пользовался блатом? – а на иврите – «болет», что в переводе – «выдаётся, выступает, отличается», то есть те же свойства блатняка.

Две криминальные структуры – государственная и воровской мир – даже не догадывались, что говорят на неплохом иврите.

Еврей-вор, который не только не ел свинину, но искал своей дочке приличную еврейскую пару, в воровской мир гоев не вошёл. Но в мир гоев вошёл советский еврей, новочеловек, не про еврея будь сказано.

В древнем Египте, где за двести десять лет размножился еврейский народ от семидесяти душ, сошедших туда, до миллионов и миллионов перед выходом, еврей не смешивался с гоем в самой передовой и развратной стране. Евреи сохраняли свои имена, язык, одежду. На египетских ветрах развевались их пейсы и цицит, и всегда было видно и слышно, что вон жидовская морда идёт (ну если не жидовская, то еврейская – это уж точно: Авраам-иври – свидетельствует Тора).

Ни о каких там смешанных браках, даже единичных, среди вышедших из Египта Тора не упоминает, кроме единственного ребёнка, рождённого еврейкой от гоя-надсмотрщика, который, воспользовался египетской темнотой, вошёл к еврейской женщине, когда её муж вышел на принудительную работу ещё затемно. Тора называет имена этой еврейки и её сына от гоя, потому что причинили они страшное несчастье всему народу в пустыне.