Клавдия Куксина - Кланькины истории

– Ну и что? Главное – живой!

Тося не придумала ничего лучше, как организовать ему гнездо из парадного полотенца Агафьи. Впрочем, скоро она раскаялась и протерла полотенцем полы. Действия ее были четкими и согласованными, потому вопросов не вызывали. Ну, у некоторых разве что только…

– Вы не видели моего парадного полотенца? – горестно вызвала Агафья, вытирая об него ноги.

Вечером Марфуня пропала. Надела платье, надела каблуки, надушилась и ушла.

– Что с ней? – теребила Кланька свои нелепые хвосты.

– А что с ней будет? – Тося медленно пережевывала пятое яблоко.

К часу ночи Марфуня вернулась.

– Ты где была?

– По бульвару гуляла.

– Ты в уме?!

– А что я, зря тащила два чемодана??! – угрожающе посмотрела на них Марфуня. – Все эти туфли я зря перла?

Действительно, зачем ей понадобилось два чемодана? Кланька обошлась объемной сумкой. А у Тоси был маленький пакетик, большую часть которого занимали паспортозаменители. Еще там уместилась зубная щетка, купальник, линзы, футболка, шорты и длинное черное платье. Но платье было с ней недолго, Тося довольно быстро ухитрилась его кому-то подарить…

– А это что?

В руках Марфуня судорожно сжимала свернутый ватман.

– Ничего. Мой портрет.

Выяснилось, что Марфуня тронула за душу пожилого художника, и пять часов он ее самозабвенно рисовал. Результат Марфуня тщательно скрывала. Потому что, как позже выяснилось, портрет больше походил на автопортрет.

– Вам нравится?

– Ну… Ну…

– Кланька, честно скажи! Честно!

– Ну, если честно… Нет.

– Нет? Шутишь что ли? Скажи честно!

– Если честно, то нет.

– Ну, честно!!! Хватит прикалываться! – взревела Марфуня.

– Нет!

– Вообще с человеком разговаривать невозможно. Ты когда-нибудь можешь не шутить?!

На следующий день они обнаружили под окнами попа и гроб. Поп, естественно, пел. И все это выглядело как-то жутко. Оставаться в Алуште было опасно. Акакий предпринял вылазку. На горное озеро. На рыбалку.

Рыбалка

Вокруг Акакия сплотился небольшой коллектив: три наши клюшки, две Маньки, три Сеньки и один Митрофан. Сеньки были серьезные и неразговорчивые. Скромные стареющие Маньки опасались, как бы Сеньки не переметнулись «к трем этим непонятно откуда взявшимся чучелам». Митрофан был пьян.

Выходили огородами. Тося с Кланькой захватили хозяйское покрывало и полотенце. Одно на троих. На случай купания. Остальные тащили на себе палатки, сети, надувную лодку. Единственное, не взяли еды – надеялись на богатый улов.

Шли несколько часов. Мимо зеленеющих садов и недоверчивых сторожей. К озеру прибыли в сумерках. При ближайшем рассмотрении оно оказалось совсем не горным и абсолютно не чистым. При мысли, что лодку спустят на воду, возникало легкое чувство брезгливости, перерастающее в протест. Обещанная сочная трава была вытоптана. Какая ж грязь! Спасибо, хозяйское одеяло пригодилось!

Расположились, развели костер, поставили сети. Оглушили веслом случайную змею. Если бы она в судорогах выбросилась на берег, ее бы съели. Голод притупляли разговорами. Про оборотней, вампиров и вурдалаков.

– Ну, на охоту он любил ходить. И собака у него, значит, была. И вот как-то идут они на кабана. Ружье, все дела. Луна светит. Трава высокая. И вдруг собака хвост начла поджимать и выть. А потом бочком, бочком и убежала. Он не понял, дальше идет. И вдруг из осоки… Такое… Он перепугался. Бросился бежать. Назад стреляет. Прибежал. А собака уже в будке. И неделю не вылезала, – проникновенно вещал Митрофан, для убедительности подергивая то одним, то другим глазом.

– Я тоже расскажу…

Темень парализовывала. Лягушки то истошно квакали, то неожиданно замолкали, на небе периодически появлялись какие-то непонятные огоньки. Было жутко. Тогда Тося решила разрядить обстановку.

– А пойдемте персики дербанить, – предложила она.

– То есть как это?

– А что, время подходящее. Сторожей на улицу не выманишь. Пойдемте?

Как ни странно один из Сенек и до смерти запуганная историями Кланька согласились. Взяли фонарь и пошли. Голоса у костра затихли. Впереди была полная неизвестность. Отовсюду раздавались странные звуки. Под фонарь бросались скрюченные тени. Кланька быстро взмокла. Сеньку пробирала дрожь. Тося услаждалась мыслями о персиках. Привидений она не боялась. Как назло.

Заблудились довольно быстро. Перебрались через ручей. Перелезли через забор. Попали совсем не в персиковый сад. У дороги слышался стук консервных банок. Чудились мертвецы.

– Мы потерялись, – констатировала Тося, пожевывая откуда-то извлеченную грушу. – Где персики, непонятно. Послушайте, – оживилась вдруг она, – а давайте здесь заночуем. Утро придет, все станет ясно. Где персики, где что.

Кланька покрылась испариной. Посмотрела на трепещущего Сеньку и твердо сказала:

– У нас есть мужчина. Как он решит, так и будет.

– Назад, – просипел Сенька.

– Вот видишь! Мужчина сказал, – констатировала Кланька.

Тося немного посопротивлялась, но сложила-таки оружие.

Возвращение было тягостным и долгим. Заблудились капитально. Окружающий мир напоминал гигантское кладбище. Казалось, сейчас кто-нибудь выползет и такие персики устроит, что даже Тосе мало не покажется…

Ночная вылазка прилично вытрепала Кланькины нервы, но она отказалась спать в грязи на одеяле со всеми, а предпочла свернуться калачиком на дне лодки – подальше от скверных историй.

Утром оказалось, что рыба в озере давно не водится. В сетях запутались лишь две гигантские улитки. С первым проблеском зари часть коллектива покинула лагерь. Самая голодная и не выспавшаяся часть…

Тося чувствовала ущемление в правах. Ей срочно хотелось хоть чего-то, да надербанить. Но сторожа были на своих местах. И шансы равнялись нулю. Но уже на подступах к дому Тося обнаружила гигантский тутовник.

– Тутовник, тутовник, – засуетилась она.

И как была в сабах, молниеносно вскарабкалась на ветку.

– Ах, тутовник, тутовник, какой сочный тутовник, – слышалось из кроны. Причем звук голоса удалялся. Видимо, ветки беднели, и разгоряченная изголодавшаяся Тося поднималась все выше и выше к новым местам кормежки.

Голодная Марфуня отправилась домой. А голодная Кланька осталась караулить Тосю. Время шло, Кланька слушала довольное чавканье и потихоньку теряла терпение. Кончилось тем, что она разъярилась окончательно.

– Хватит! – орала она. – Тут люди ходят! Слезай! Сорвешься – не расплатимся!