Клавдия Куксина - Кланькины истории

– Вы проехали поворот! – кричали Тося с Любавой.

В ответ – тишина. Было очевидно, что их похитили и везут в неизвестном направлении.

– Давай выпрыгнем, давай выпрыгнем, Любава, – заговорщицки шептала Тося. И кивала головой в сторону обрыва.

– Куда это мы выпрыгнем? – сомневалась Любава.

Загар у нее начал сползать, и она пыталась отодрать несколько лишних кусочков кожи.

– Туда. На свободу! Давай же, Любава! – подначивала Тося. И все кивала, кивала головой, словно по привычке.

– Я с обрыва прыгать не готова, – отрезала Любава. – Куда я на переломанных ногах побегу?

Тося вздохнула. И обиженно выпятила нижнюю губу.

Привезли их на Маяк. У подножья Кукуевой горы. Высадили. Откуда-то извлекли арбуз и вино. Тося с Любавой держались гордо, к пище похитителей не притрагивались. Похитителям досталось больше. Они наелись, упились и развеселились. И тут заметили, что на пляже есть еще кто-то, помимо них. Вот радость-то! Лысеющий друг маршруточника предпринял попытку догнать Любаву. Периодически он падал, выбивался из сил… Маршруточник с Тосей за этим с интересом наблюдали. Любава обижалась и на преследователя, и на Тосю. Когда стало ясно, что заложницы принципиальны, друзья загрузились в маршрутку, загрузили дам и тронулись домой. Пьяные и печальные.

Деревня Моква

В один из дней решили посетить места Любавиного детства. Находились эти мифические области в паре часов от города.

– Надо что-нибудь привезти с собой. Гостинца какие-нибудь. Там дети.

– Деети!

Подумали, посоветовались и купили три чупа-чупса.

В жизни Кланька не видела такой красоты: поросята, буйволята, птица всякая. Территориальный расклад такой: домик – кукурузное поле – домик – кукурузное поле и т. д. В первом доме шел пир. Нежданные гости – тоже дорогие гости! Их радостно встретили, усадили за стол, налили вини, закормили. И повели через поле в соседний дом. Там тоже, как ни странно, был накрыт стол. Их усадили, налили вина… До третьего дома они дошли к полуночи. Вино и еда не лезли. Но гостеприимством пренебрегать было некультурно. Ох, тяжелое это бремя – быть дорогим гостем.

Сохранилась у абхазов история о стародавних временах, когда Бог раздавал людям земли. Все пришли, все свое получили. А абхаза нет и нет. Наконец и он явился.

– Чего ты так поздно? – удивился Бог.

– Я принимал гостя, которого Ты послал мне, – ответил абхаз.

Тогда Бог сказал: «Я всем раздал землю. Но вот небольшой кусочек себе оставил. Ты тогда его бери».

Потому у абхазов земля такая красивая! И сами они такие гостеприимные!

Утром Любава застала во дворе перевозбужденную Кланьку. Хвосты у нее перекосились, глаза горели, на ногах она уже понаставила себе синяков.

– Пойдем, Любава, пойдем. Займемся делом.

– Каким?

– Индюков гонять. А потом пойдем гонять поросей. Ах, Любава, это ж счастье какое!

– Угу, – согласилась Любава.

Их утро удалось. Чего не скажешь про утро поросей и индюков.

Ближе к полудню собрались Любавины друзья и друзья друзей. Приготовили культурную программу. Было решено показать приезжим местные достопримечательности, в том числе Храм Царицы Тамары. Но Любаву с Кланькой больше тянуло искупаться в реке.

Погода была пасмурной. Горные жители утеплились, один даже пришел в шапке. Потому идея полезть в горную реку их, мягко говоря, изумила. Но как люди воспитанные они не пошли поперек желаниям гостей. Довезли их до реки. А сами полезли в гору.

– Если что – кричите.

Любава с Кланькой, действительно, кричали. Все больше от радости. Конечно, местные, столпившиеся на другом берегу реки, могли напасть на купающихся. Но, видимо, боялись. Само зрелище было устрашающим. Две дуры, резвящиеся в ледяной, бурлящей реке…

Их с нетерпением ждали на горе. Тося и человек пять горячих абхазских парней. Тося грызла орехи, парни попивали чачу.

– Тоса, а дэвочки… – Гоги сделал неопределенный жест у виска, – того?

– Ну-у-у… Как сказать… – И Тося ничего не сказала. Она верила в женскую дружбу.

Вскоре Любава и Кланька, гонимые страхом заболеть воспалением легких, вскарабкались на гору. Передохнули. И отправились на экскурсию по окрестностям. Впрочем, Любаву и Кланьку снова тянуло в реку.

В итоге они отыскали ручей. Истоптали его в поисках самого глубокого места. И разочаровавшись вконец, уселись на переброшенную через него корягу и начали петь.

В это время добропорядочная Тося – друг всех домохозяек – помогла на кухне строгать лук.

– Тоса… – испуганно обратилась к ней дородная хозяйка. – Ты слышишь вой?.. Что это за вой!?

– Ой, – Тося даже не изменилась в лице. И продолжала жевать лук. – Это не вой. Это девочки поют.

– У… – непонятно было, успокоилась хозяйка или еще больше испугалась.

На утро был намечен отъезд. Хозяйка собрала им три мешка орехов, мешок яблок и овощей. Испекла пирог. До остановки это добро перетаскивал хозяйский сын.

Из первого автобуса люди вываливались вместе со своими мешками. В него не влезать не стали. Второй автобус (он же последний) был через полтора часа. Он даже не остановился. По сравнению с ним первый автобус был просторным, как бальная зала.

Все это время Кланька и Любава танцевали и пели. У хозяйского сына от них болела голова. Он ужасно хотел домой. Но его ждали одного! И нужно было что-то предпринять, чтоб гостьи все-таки уехали.

– Стоим на дороге до последнего! – отрезал он.

Мимо проезжал сосед. Он посмотрел на своего молодого друга, все понял и согласился довезти драгоценный груз до трассы. А на трассе он мешки выгрузил, всех высадил и исчез.

Любава и Кланька пошли вдоль дороги пытать счастья. А Тося осталась на мешках – сторожить. Кланька даже оставила ей свой нож. Машин не было. Иногда проносились переполненные тарантайки, из которых торчали чьи-то ноги. И крыши прогибались под тяжестью привязанных баранов. Останавливаться никто не спешил. Иногда проезжали джипы миротворцев. Не останавливались и они. Тося с мешками исчезла за поворотом. Любава и Кланька обреченно двигались вдоль дороги. Руки от непрерывного голосования затекали. Прошло часа два. Уже давно накрапывал дождь. Мысли о послезавтрашнем поезде угнетали. И за два дня пешком не дойти… Кланькины шлепанцы разодрались. Сама она продрогла, рассопливилась.

– Ну-ка, носки мои возьми, – сняла Любава свои грязные, но сухие носки.