Елизавета Аистова - Игра воображения. Роман

– Здравствуй, Василиса, – приветливым мелодичным голосом сказала Елена Петровна. – Проходи.

Василиса от смущения готова была провалиться. Елена Петровна, как будто почувствовав это, ласково сказала:

– Отлично, что пришла. Я пойду готовить ужин, вы тут поговорите без меня.

Костя Василисе страшно обрадовался. Увидев ее, попытался привстать.

– Ложись, ложись! Тебе нельзя вставать! – ужаснулась Василиса. Какое у тебя лицо!

– Ничего, это синяки. Пройдет, – пытался успокоить ее Костя. Ему было трудно говорить. – Ну, расскажи мне что-нибудь.

Василиса, с состраданием глядя на Костю, старалась его развлечь. Костя улыбнулся, как улыбается мужчина женским глупостям.

– Я тебе о ней еще не рассказывал. Рита. Замечательная девушка! Между прочим, актриса будущая. Пока учится. Но она не пострадала. Представляешь, актриса, лицо… Это ж, вникни, ее главный капитал!

– А как это было?

– Мы были у моих друзей. Потом все выпили, ну, и я немного выпил.

– А Рита… Как она?

– Вероятно, она позвонит мне сегодня. У нее, должно быть, шок от потрясения. Она не пострадала. Отделалась царапинами.

Костя пролежал два месяца, и все это время ждал Ритиного телефонного звонка. Она все не звонила и не звонила.

– Возможно, обвиняет меня, думает, я виновен в той аварии. Но это она хотела, чтобы я сел за руль, хотя знала, что я изрядно выпил. Ничего не понимаю. Хотя, кажется, начинаю догадываться, – сказал Василисе расстроенный Костя. – Раньше, здоровый, я ее интересовал, а теперь в таком беспомощном положении ей ни к чему. Лежачий больной со сломанными ребрами.

– Расчетливая стерва, и больше ничего! – сердито заключила Елена Петровна.

Елена Петровна была все время ласкова с Василисой. Она понимала, что Василисе трудно было прийти сюда, в квартиру жены своего отца в первый раз, хотя она никогда его и не знала. Василисе показалось, что Елене Петровне она понравилась, потому что есть вещи, которые невозможно изобразить на лице из вежливости. Костина мама ей симпатизирует. И явно рада, что Васька пришла навестить брата.

Василиса хотела попробовать отыскать Риту, но Костя категорически запретил. Вместе с Василисой Костю по своей инициативе навестила Маша, но отношения были испорчены, и оба едва дождались возможности попрощаться.

Новый день, 24 сентября, начался, как все остальные дни. Василиса только позавтракала. Позвонил Борис Борисыч.

– Василиса, здравствуй!

Здравствуйте, Борис Борисыч, – она постаралась сказать это спокойным, обыденным тоном, хотя внутренне трепетала.

– Давай увидимся завтра, если ты не очень занята?

– Совершенно свободна.

Василиса не любила врать матери, но сейчас ей не хотелось ничего объяснять. Борис назначил ей свидание! В первый раз! Настоящее! По совету Саши Соловьевой Василиса прочла книжку прозы Мандельштама «Египетская марка», в которой поэт перечислял места, где петербуржцы его времени назначали свидания, поэтому с Борисом договорилась увидеться «у сфинксов».

Утром Василиса накрасила глаза, коснулась помадой губ и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Сегодня! Она побежала вниз по ступенькам, не дожидаясь, пока ленивый равнодушный лифт съедет вниз. Как томительно тянется время! Сердце бьется по-сумасшедшему, тело бьет легкая дрожь. Остановка троллейбуса. Она выходит. Бежит на занятия. Кто придумал эти нескончаемые лекции? А вдруг она опоздает? Неужели они разминутся?!

Впервые за все время их знакомства Борис сразу крепко обнял ее.

– Я соскучился.

Они пошли по набережной, потом перешли Биржевой мост и оказались в парке. Борис о чем-то говорил, она даже не могла вспомнить о чем, потому что это были слова, никак не связанные с тем, что она переживала в те минуты. Борис ни разу не целовал ее. Она думала только об этом поцелуе, она ждала, когда он поцелует ее. Знала: сегодня это обязательно случится.

– Ты собираешься стать филологом, ты мечтательная, тонкая, целеустремленная. Сегодня утром я понял, как мне не хватает наших милых обедов. И позвонил тебе.

«Так вот он какой», – подумала она, когда, он, бережно взяв ее лицо в ладони, неторопливо поцеловал ее в губы. Она боялась, что сейчас он скажет что-нибудь запланированное, что-то, что вновь поставит между ними невидимый барьер.

– Я позвонил тебе, потому что понял, что без тебя я уже не я. Почувствовал тоску по тебе… Василиса, а как тебя зовет мама?

– Она зовет меня Васькой. Кто зовет Лизой, кто Алисой. Мне нравится Василиса! Главное, точно, и никакой путаницы!

В другой раз они долго гуляли, потом сидели в кафе и потеряли счет времени. Василисе безумно жаль было прощаться с Борисом. «Все будет иначе теперь. Все изменится. И я буду другая, прекрасная и сильная. Я столько всего смогу!» – думала она по дороге домой.

– Я позвоню, и мы обсудим, когда я буду знакомиться с твоими родственниками, – сказал Борис. Пойдешь за меня замуж?

– Пойду, – ответила Василиса, улыбнулась и жарко поцеловала его в губы. – Конечно, пойду!

«Борис – сложный человек, и неизвестно еще, как мама воспримет этот брак, – думала она. – Но у мамы своя жизнь, новая семья! Если бы Борис не настаивал на браке, но раз он сам этого хочет, так тому и быть». Она вспомнила их первую близость. Борис покрывал поцелуями ее руки, плечи, грудь. Василиса была взволнована и растеряна. Сначала она ничего особенного не чувствовала, было щекотно. Потом от его поцелуев заныло все тело. Каждая ласка обжигала, а он все целовал и целовал ее. Ей представилось, что она незримой нитью связана с ним, как космонавт, выходящий в открытый космос.

– Мама, я должна тебе сказать… Понимаешь, я люблю Бориса, а он любит меня. В общем, мы хотим пожениться.

– И давно все это длится?

– Давно. То есть недавно.

– Все у тебя не как у людей! Старый он для тебя. Это плохо для жизни! Он состарится, а ты будешь еще молодая, полная сил.

– Я люблю его! Мама, я тебе уже говорила, его семья в прошлом. Он любит меня!

Василиса не понимала, почему мама пытается разрушить образ счастья, испортить самые лучшие минуты. Когда Борис пришел, мама была подчеркнуто любезна. Он старомодно спросил у мамы разрешение на брак. Васька сидела рядом и краснела. Мама изображала учтивую хозяйку, желала соблюсти приличия. Борис отказался венчаться: крестили его в младенчестве, по-настоящему он в Бога не верил. Василиса понимала, что свадьба Борису не нужна, у него уже была одна, она сказала:

– Никакой свадьбы не будет. Только платье, белое, свадебное.

Борис улыбнулся, кивнул. В декабре они поженились.

Пономарев никогда не изменял своей жене. Нельзя сказать, что он за время своего брака не заглядывался на других женщин, но до измены ни разу не доходило. Не потому что он был такой правильный. Просто в нем существовал какой-то внутренний тормоз. Александр Николаевич считал, что его привязанность к Светлане столь же естественна, как еда, сон, работа и дождливая питерская погода. О любви Пономарев, иногда мечтал, но это была греза о ком-то невиданном, кто не проходил мимо него в метро или на улице. Любовь наличествовала лишь крохотной точкой в тайнике его мозга и иногда сигналила странным розовым излучением. Пономарев думал об идеальной женщине, иногда видел ее во сне. Она казалась ему умнейшим и прекраснейшим в мире существом. Он был уверен, что встреча с ней в реальности, полной меркантильных, коммерческих интересов и бытовых забот, вряд ли осуществима. Стремление настигнуть создание воображения иногда брало верх над рассудочными сомнениями. «Бога тоже нельзя увидеть, – размышлял Александр Николаевич, – но у кого в детстве не было смелой мысли, что за какие-нибудь особенные жизненные успехи Спаситель покажет свое лицо именно тебе!»