Коллектив авторов - Шутить изволите? Юмористическая проза. Коллективный сборник

Сигареты не помогали, кофе, который пил литрами, уже выплескивался из ушей – мыслей не было.

Открыл было какую-то книгу и тут же бросил:

– Уроды, моральные уроды, клепают книги по пятьсот листов, и издаются, и хоть бы хны, а тут затор в голове, как ДТП на автотрассе!

Мелькнула мысль:

– Может прогуляться, отвлечься… Природа, она помогает, вон, у Пушкина целая болдинская осень была, чем я хуже.

Но далеко уйти не удалось. На выходе из подъезда что-то легко шлепнулось на плечо. Скосив глаза, увидел белый, уже впитывающийся в куртку, птичий помет.

– Голубок, птичка мирная! Нет бы с веточкой летать, мир нести, все в душу нагадить норовит!

Пришлось возвращаться и чистить куртку от почти несмываемой дряни. Думать о голубях не переставал, но исключительно матерно. Хорошо, хоть на голову не попало, ввек не отмоешься, хоть стригись.

В матерном потоке вдруг мелькнула стихотворная строка, и он несколько приободрился – похоже, сильное огорчение разбудило мысль.

Голубь гадил мне на темя – радость быстро погасла.

– Это что, я в дерьме, все вокруг смеются. Это уже не частушка, а какое-то самобичевание.

Бичевать себя он абсолютно не хотел, да и не за что.

– Ну нет, равноправие так равноправие – все под голубями ходим.

Голубь гадил всем на темя.

– Стоп! Значит одинокий голубь гоняется за каждым человеком и снайперски гадит каждому на темя – чушь! Так даже Дрекольев не пишет.

Дрекольев был поэтом-деревенщиком, постоянно отирался в различных редакциях и издательствах и частенько перехватывал у Вадима заказы. Конкуренты друг друга на дух не переносили. Каждый считал другого халтурщиком, рвачом и литературной бездарью, но при встречах скалились вежливыми улыбками.

– Нет, надо это иначе развернуть, голуби у нас не одноразовые, гадят постоянно. И глагол помягче подобрать, какой нибудь совсем детский.

Голубь какает на темя.

Вторая строка подобралась неожиданно быстро.

Видно их настало время.

– Пошло! Покатило! Вот тебе, голубь! Птица мира, а везде гадит! Как миротворцы по всему миру пакостят… Так это иносказание получается…, совсем другое дело!

– И другая цена – шепнуло сознание.

Воодушевленный политическим подтекстом, Вадим принялся за работу.

Гадят птички на мозги

Видно впереди ни зги.

Что такое зга он не знал, но в рифму ложилось точно, для частушки сойдет.

– Это я по СМИ прошелся, – радовался Вадим.

Что писать дальше он не знал, но тема уже определилась – животные, с политическим подтекстом.

Домашних животных у Вадима не было, он их не любил и даже побаивался. Тут же вспомнилась дорога от дома к метро, которая вела через собачью площадку.

Разномастная стая собак, с лаем носившаяся по площадке, радости не вызывала, а словам собачников, о том, что «собачки добрые и не кусаются» он не верил. Идти через площадку надо было осторожно, чтобы не вступить в следы выгула «друзей человека».

– Голуби кончились, теперь пойдут собаки, тоже в тему, тоже звери.

А соседский пес Трезор

Поднял лапу на забор.

– Отлично! Еще пол частушки, а что с подтекстом? Соседский пес и забор… Не первая собака, не последний забор. Забор… ограда… граница! СОСЕДСКИЙ и граница… провокации и нарушения границы! Наркотрафик, Афган! Ой, как круто я намекаю!

Но граница у нас на замке, хотя и не все в порядке.

Наш забор — краса и радость

А на нем собачья гадость.

– Частушка есть, меняю зверя. Но на какого?

Истошный мяв и визг под окном моментально решили проблему выбора.

– Ох уж эти кошки, и расплодилось же их! Все подъезды загадили и вонь – не продохнуть.

Кошек море — впору съездам,

Их следы по всем подъездам.

– Третья частушка и все об одном – пора обобщать, и без подтекста помянуть о стране.

Гадят все, что есть то есть.

Как державе тут расцвесть?

Написанное вдохновляло и радовало, особенно подтекст. Сунув очередную сигарету в угол рта, Вадим подошел к зеркалу. Изображение в пыльном зеркале выглядело кривоватенько, но виделся-то Маяковский.

Частушки в издательстве, поворчав, приняли, но до публикации не дошло – возмутился Гринпис.

Наконец-то нам его поставили! Долго мурыжили народ с этой кассой, заставляя тратить рабочее время на почти стометровую очередь, да еще и выдавая зарплату в мешочках. Почему в мешочках? Да потому что «железячки» номиналом в 10, 20 и 50 денег никто не отменял, и почти половина месячного фонда оплаты труда перекочевывала в руки трудяг в таком вот рассыпчатом виде. С одной стороны, это конечно плюс. Если есть кредит – а он сейчас, наверное, закабалил каждого второго – то можно с таким вот мешочком прийти в банк и высыпать пару килограмм монет в кассу, тем самым показав, до какой жизни довела тебя алчность капиталистов. Предварительно желательно не мыться недельку-другую и одеть то, в чем стыдно даже по дому ходить. На понижение процента рассчитывать не придется, но предостеречь других потенциальных жертв финансовых воротил получится. Да и тупо поржать тоже полезно.

Ну, так вот, теперь такой фокус не прокатит – у нас появился цельный один банкомат! На шестьсот человек. Карточки раздали, как белые люди прям. Я с одной стороны обрадовался – дергаться не надо в рабочее время, задержусь на полчасика, народ мало-мало рассосется, можно будет спокойно снять. Не тут-то было. Подкинули мне немножко срочной работенки, так что я еще часок посидел с чертежами и, закончив изобретать педальный мотоцикл, пошел к проходной, где, собственно, и поставили денежную машину. Вернее бы сказать, намерился пойти. От самого цеха до шайтан-коробки выстроилась очередь, едва ли короче той, что вырастала перед кассой, только двигалась она намного медленней. Парадокс? А вот и нет. Представьте себе дядю Васю лет шестидесяти, который всю свою сознательную жизнь крутил гайки на заводе и ручку переключения каналов на телевизоре «Юность». Раньше, подходя к кассе, он совершал всего два действия: называл табельный и протягивал руку. А теперь? Какие-то кнопки, какие-то коды, цифры, без глобуса банкомата совсем не разберешься. Ну, или хотя бы без поллитра. А такие на заводах почти все, кто руками работает. Молодежь-то вся мечтает о портфелях да о «майбахах». Самое крайнее – в конструкторы да в инженеры. Хотя не скажу, что работа особенно престижная. Престижнее, конечно, чем при Союзе, но не настолько, чтобы о ней мечтать. Потому что если что-то не срослось в цеху, виноват инженер, конструктор, а уже в последнюю очередь тот, кто не срастил. Это у меня нервы железные, хотя периодически приходится спиртом протирать, чтоб не окислялись от ядовитой слюны мастеров и бригадиров. А посади за чертежи какого-нибудь мальчика только что из института – через неделю сбежит ко всем чертям.