Оак Баррель - Десять поворотов дороги. Необременительная новелла

То и дело толстяк подгонял дылду палкой, сетуя на его нерасторопность и кривые ноги. Тот ворчал в ответ, что, мол, Хряк может идти первым, а не пускать пузыри своим неумытым ртом ему в поясницу. На это Хряк ядовито отвечал… Впрочем, не все ли нам равно, что отвечал дурак дураку? А важно то, что, когда процессия уже почти миновала рощу, выйдя на мелколесье, из-под затянутых паутиной кустов кто-то сдавленно кашлянул, как это делают для того, чтобы быть замеченными в респектабельном обществе. Ну, может, чуть надсаднее, чем принято в салонах, однако кашель есть кашель.

Гумбольдт, идущий первым, мгновенно соскочил с тропы, готовый бежать или защищаться. Это был самый нелепый в мире прыжок самого неприспособленного к прыганью существа, которое девять к десяти готово было именно что бежать, а вовсе не вступать в драку.

В принципе, дылда был грозным бойцом – длинноруким, ловким и бесстрашным. Но для того, чтобы эти качества проявились, его нужно было наглухо загнать в угол и перепугать до полусмерти. Последний раз в открытом бою он теснил родственников несостоявшейся жены, размахивая насаженной на вертел индейкой. Этот случай вошел в мировую историю как Великая индюшачья победа, даровавшая Гумбольдту свободу от брачных уз и мирных лет на семейной ферме. Теперь ни одной невесты на горизонте не маячило, и ситуация не казалась ему такой уж безнадежно опасной.

Нечто, таившееся за занавесом листвы и посеребренной росами паутины, не унималось:

– Извините за беспокойство… – голос был приглушенным и шел откуда-то снизу, будто из-под земли. – Не могли бы вы помочь мне выбраться? Очень прошу. Будьте так добры, – и, после секундного ожидания: – Парле ву франсе? Эм-м… Зи шпрехен дойч? Воси фала португейш 3 3 Вы говорите по-французски? Вы говорите по-немецки? Вы говорите по-португальски? ?

Комедианты переглянулись: трое из них пожали плечами, один отрицательно замотал головой. Аврил, корсет которой лопнул в погоне, прикрыла платком грудь, желавшую активного участия в разговоре.

– Что за хрень? Ты вообще кто?! – спросил у куста Хряк, которому в это утро выпало быть вопиющим гласом компании.

– О! Мой дорогой соотечественник! – раздалось из-за кустов.

– Чо?..

– Ничо! Помоги вылезти из ямы, кретин!!! – раздалось в ответ. Некто, очевидно, терял терпение.

– Он назвал тебя кретином, досточтимый Хряк. Как это точно, как верно подмечено. Имя, данное тебе матерью! – не преминул поддеть товарища Гумбольдт. – Кто ты, о незримый пророк?! – обратился дылда к кустам, почесывая выпирающую ключицу под рубахой. Вид у него при этом был как у орла, объевшегося гречки.

– Может, вы уже пособите ему, а потом будете паясничать?! – прикрикнула на болтунов Аврил, раздраженно одергивая мокрые юбки, свисавшие клочьями по окружности композиции. – Тебя как зовут? Ты один? Идти можешь?

– Кир. Да. И… м… да, – молвил ей в ответ куст, добавив: – Кстати, тут еще попадается ежевика. Невероятно, в такую-то пору! Только, я, кажется, уже всю объел…

Хряк с Гумбольдтом шумно полезли через кусты.

– Осторожно, друзья мои, здесь охрененная яма, которую не сразу увидишь, – напутствовал им голос. – Именно туда вам и нужно… То есть сюда. Я в ней… Попробую подтянуться.

Шорох сменился звуком падения и приглушенным стоном. Затем все дважды повторилось в той же последовательности – невидимый собеседник пытался подняться выше, цепляясь за торчащие из земли корни. Гумбольдт с Хряком активно снабжали его советами, вопреки которым им в конце концов удалось схватить ямного сидельца и выволочь его из кустов. Все четверо немедленно обступили незнакомца, чтобы как следует рассмотреть.

Это был недурно сложенный, но крайне тощий молодой человек лет двадцати, бледный, черноголовый, черноглазый и чернобровый с выдающимся вперед узким носом и острыми оттопыренными ушами. Его правая нога возле щиколотки опухла и была вывернута под неестественным углом. Рваный башмак с нее он крепко держал в руке, словно тот был единственным отпущенным ему на земную жизнь. Впрочем, судя по латанной вдоль-поперек одежде, это вполне могло статься. Даже на фоне бродячей труппы парень выглядел оборванцем и был грязен до безликости.

– Ты же сказал, что можешь идти?! – возмутилась Аврил, указывая подбородком на вывих.

– Я немного преувеличил, – ответил спасенный, глядя на покалеченную ногу, и снова припал к фляге с водой. – Меня зовут Кир.

– Нам некогда с тобой возиться! Сам доковыляешь до деревни?

Парень по-детски улыбнулся и помотал головой, затем пожал плечами, развел руки в стороны, жалобно вздохнул и выразил сожаление тридцатью тремя способами.

– Это просто… просто… на хрен кошачий все! – ответила за четверых девушка, яростно бросив в траву корягу, которой счищала паутину с Хряка. В траве что-то жалобно пискнуло и скончалось. – Мало нам геморроя, еще нашли себе захребетника! Дай ему свою палку, Хряк, и пусть выбирается как хочет!

Нельзя не сказать: в гневе она была великолепна. Неприбранные локоны развевались в хрустальном утреннем свете, алые губы подчеркивали страстность, руки двигались, словно в танце… Невозможно, немыслимо сердиться на слова такой красавицы, брошенные в запале! Но спасенный нешуточно рассердился:

– Это бесчеловечно! Вы не можете так поступить с гражданином своей страны, попавшим в беду. А ты! Да, ты! – он ткнул башмаком в Аврил. – Ответишь по закону за неоказание помощи пострадавшему!

По неизвестной причине это подействовало. Нельзя сказать, что бродячих актеров легко пронять словами – уж кого-кого, но только не их. Однако уверенное и наукообразное заявление сотворило чудо: Аврил лишь хмыкнула и даже не попыталась пнуть обидчика. Вместо этого она подала знак вытянуть ногу, присела, подобрав юбки, и быстрым сильным движением вправила юноше вывихнутый сустав. Все произошло так неожиданно и скоро, что он не успел вовремя вскрикнуть от боли, а кричать после уже было неприлично. В итоге он так и остался сидеть на поросшей пустоцветом тропе с открытым ртом и обвинительно поднятым башмаком.

– Перевяжите потуже и дайте ему палку, – повторила ледяным тоном девушка. – Теперь-то ты можешь идти? – ядовито поинтересовалась она, когда повеление было исполнено. – Попробуйте, ребята, его умыть, что ли… Воняет, как коровья лепешка.

Остатки воды из фляжки ушли на то, чтобы разглядеть цвет кожи на щеках спасенного. Перевязанный и одаренный посохом Кир поднялся с помощью Хвета, все это время жевавшему колосок в сторонке, и поплелся за остальными, морщась от боли на каждом шаге.

– Ты прилично рисковал, – сказал ему тот.

– Еще бы! Я мог издохнуть в яме.

– И это тоже, – неопределенно ответил Хвет.