Александра Хоменко - Новогодний чемодан. Сборник рассказов

– Заходить по четверо!

Мишка уверенно растолкал всех, вытянул за руки Болика и задыхающегося от волнения Вовку. Хмурый Федя пробрался сам. Толпа недовольно заверещала, но даже старшие пропустили – с Мишкой почему-то никто никогда не спорил.

В конце коридора на некогда белой двери с облупившейся краской висел альбомный лист с надписью «Музей Федора Емельяненко».

Там раньше была комната брата, но тот еще осенью ушел в армию. Лысый торжественно дернул за ручку, и четверка ввалилась внутрь.

К обоям по периметру приклеены черно-белые распечатки с фотографиями великого бойца. Мебель, придвинутая к стенам, освобождала центр.

А там. На тумбочке. Перевернутый зеленый тазик. С надписью «Главный экспонат»!

Бумбумбумбумбум! – выбивало Вовкино сердце.

– Ну, показывай свое сокровище, – буркнул Миха, но слова прозвучали прерывисто. И не так уверенно.

Лысый очень медленно поднял таз и поставил на пол.

– Вааааааааааааааааааууууууууууууу! – вырвалось у мальчишек одновременно.

На блестящей мишуре стояли тапочки.

Светло-коричневые. Дырявые на носу. Со стоптанными задниками.

– Можно потрогать! – разрешил самый добрый Лысый на свете.

Вовка чудом оказался первым. Жесткие, шершавые, пахнущие сыростью. Подошвы просят есть. Удивительно большие для обычного десятилетнего ребенка.

И сам себе возразил, что Федор вряд ли был обычным.

Тапочки самого Емельяненко! Абсолютного чемпиона мира по смешанным единоборствам! Их он носил, когда был в том же возрасте, что и Вовка сейчас! Именно тогда он всерьез занялся самбо и дзюдо! А Вовка-то – на два года раньше!

Жаль, он не мог так же, как Емельяненко, проводить в зале ночи!

Тапки вырвали из рук, а потрясенный мальчик все пытался представить будущего непобедимого чемпиона, шаркающего в них по коммунальной квартире. Как они болтаются на маленьких ступнях. Как худая подошва не пускает холод от пола. Как с каждым днем ноги становятся все больше и сильнее. А шаги уверенней. Шаги величайшего героя. Который тоже когда-то был ребенком.

Как сквозь сон услышал восторженные вопли Болика и недоверчивое Мишкино:

– А вдруг бабка обманула? Вдруг это просто тапочки?

И обиженный голос Лысого:

– Ты чего! Отвечаю! Моя бабушка в соседней комнате жила! Она знаешь, сколько про него рассказывала. Какой был спортивный и скромный. У нее ж это главная гордость в жизни, даже бои смотрит до сих пор. Кстати! У меня есть видеокассета с записями некоторых матчей. Перед новым годом будем здесь показывать. Вход так же, пятьдесят рублей.

Вовка не сомневался в подлинности экспоната. Он знал, что следующую неделю опять будет бегать из школы на своих двоих. А еще решил, что вместо приставки попросит на Новый год записать на бокс.

Он обязательно станет чемпионом. Таким, как Федор Емельяненко. Потому что первые шаги к титулу тот сделал в драных тапках.

А значит, все реально.

Антошка сидел на полу возле елки. Фонарики мигали разноцветными огнями. Вот теплый оранжевый, потом волшебный зеленый, за ним таинственный синий и опасный красный.

Мерцание завораживало.

– Антоша, – в комнату вошла мама, – Антоша, до Нового года ещё несколько часов. Давай-ка ляг поспать, а то будет как в прошлом году, – мама улыбнулась.

Мальчик вытянул губы трубочкой:

– Мамочка, а я могу загадать только одно желание? – задал он вопрос, который мучил его целый день.

– Конечно, нет, милый, сколько захочешь! – она присела рядом с сыном у елки.

– Что, и десять могу? и двадцать? и даже сто?!

Мама рассмеялась и потрепала сына по волосам. Антон насупился.

– Вот смотри. Желания ты будешь загадывать, пока бьют куранты. Бьют они…

– Двенадцать раз!

– Правильно! То есть, у тебя будет двенадцать секунд. И это не так много на самом деле.

– Но попробовать-то можно! – не унимался мальчик.

– Можно, – с улыбкой выдохнула мама.

Антон вскочил на ноги и побежал к двери.

– Ты куда?

– Готовиться! – услышала мама из коридора.

Новый год близко. Вся семья собралась в большой комнате.

Стол уставлен тарелками с угощениями: жареная курица, золотистый картофель, рыбка в кляре, бутерброды с икрой, селедка под шубой, оливье, помидоры, огурчики… и мандарины!

Родители принарядились, бабушка с дедушкой тоже.

На Антоне – черные брюки и розовая рубашка, на шее бабочка. Волосы зачесаны на бок – чудо, а не ребенок!

Все дружно сели за стол.

– Антоша, а что это у тебя? – дедушка ткнул пальцем в альбомные листы, сложенные квадратиками.

– Мои желания на следующий год! – отрапортовал Антошка.

– Не многовато ли? – засомневалась бабушка.

– Нет! – сердито отчеканил внук.

– Всем тихо! – скомандовал папа, – давайте новогоднюю речь слушать.

На экране телевизора появился президент в черном пальто. За его спиной развевался трехцветный флаг. Зазвучала музыка.

– Дорогие соотечественники…

Папа крепче сжал бутылку с шампанским, мама приготовила бокалы, Антошка развернул листы.

– Бам! – ударили куранты первый раз.

Антошка зашевелил губами.

– Вертолет, чтоб летал.

– Бам! Бам!

– И на море с родителями.

– Помочь?

– Бам! Бам!

– Я сам! И пятерки за год.

– Бам! Бам!

– Лего новое!

– Бам! Бам!

– Бабах!

– Где бокалы?

– Бам!

– Еще самокат!

– Бам! Бам!

– С Новым годом!

– С Новым счастьем!

Антошка чуть не плакал. Мама обняла сына и прижала к себе.

– Милый, не успел?

– Нет! – он хлюпнул носом.

Мама понимающе сжала ладонь мальчика.

– Вот поэтому надо загадывать главное, – заметил дед.

Но Антошке было сейчас не до морали. Он не успел попросить ноутбук папе, фотоаппарат маме, бабушке с дедушкой здоровья, билеты в кино, чтобы пригласить Алису, и много еще чего. И нужно ждать теперь целый год!

Ему было просто обидно до слез. Вот и все.

Ненавижу стричься!

Мама может загнать меня к стоматологу, посадить на дикую лошадь, вытолкнуть на боксерский ринг, заставить проехать без отдыха тринадцать кругов по велотреку или рассказывать сестренке всю ночь сказку про Колобка, пока она не заснет – я и слова в ответ не скажу.

Но стричься – тут уж я непреклонен.

Мама об этом знает. Ее изобретательность в том, чтобы усадить меня в парикмахерское кресло, все десять лет моей жизни бодается с моим единственным и непреклонным девизом. Стричься – никогда!

Меня стригли во сне, пока я был маленьким. Один раз стригли под наркозом, когда я спал после удаления аппендицита (не знаю, как ма уговорила врачей).