Анатолий Шерстобитов - Ссан-ПИВОБУРГ

– Как мне говорил дед, кто прошел мировую, гражданскую, кого расказачили, раскулачили, сослали в тьму-таракань… он говорил мне, совсем еще несмышленышу, свою краткую выстраданную фомулу жизни, в России надо косить под дурачка, не высовываться, но и совсем не опускаться, национальная черта русского – зависть, молясь этому божку, он без лишних сомнений подомнет и раздавит друга, брата, отца. Я в это долго не верил, но жизнь своими кричащими примерами неумолимо привела меня к полнейшему одобрению этих слов.

– Иван, у вас воруют даже в армии, не особо при этом таясь.

– О-оо, Джо, я на этот счет сочинил даже поэму: «Ох уж это ворье в лампасах, жить бы надо им всем в пампасах».

– И депутаты, да, Иван?

– Еще как, Джо, а ведь это совсем запредельно, законы никогда не станут по-настоящему полезны народу, масса из купленных голосов может легко приобретать по желанию жирующих покупателей любую нужную форму. Говорят, что они, избранники народа, краснеют только тогда, когда пересчитывают пятисотки, свет рикошетит. Кстати, у меня и на этот счет есть поэма: «Созидание ради кала, суть депутата-радикала». Ладно еще спасает технический прогресс, изобретают мощнейшие микроскопы, с помощью которых у наших лидеров можно отыскивать искру таланта или проблеск совести. Вот уж воистину самое время переделать выражение «Креста на тебе нет», в обратное – «На кресте тебя нет», то есть распять некому.

– Да ладно тебе, Ванька, про эту политику продажную, а то не знаешь истину вековую, что зла-то больше там, где больше злата, – проворчал Куян, – тем более у кого ищешь сочувствия, у иностранного человека, откуда ему знать наши тонкости, давай-ка лучше выпьем, да по домам востриться надо, на работу завтра ведь. Смотри, как бы ты не пошел мне вразнос, холера. Да и Джон совсем тяжелый, до дома проводить надо… Куришь-то как часто, парень, – укорил он американца, – так нельзя, мужчинская сила быстро увянет, али какие специальные пазишь, – всмотрелся он в пачку с верблюдом и прочел, – «САМЕЦ», а-аа, и впрямь, а не заметно, надо бы яйца тогда покрупнее нарисовать, больше на самку похоже. А ты и впрямь, как верблюд становишься, когда куришь, плюешься то и дело…

– Это «КЭМЭЛ», дядь Миш, – сказал Ванек, – ихний бог курения, у нас в Челябинске, для соответствия моменту, его даже в герб города вставили, а ты, темнота, «самец без яиц», его по планам в губернии повсеместно вместо статуй Ленина ставить будут, а ты… смотри, за такое богохульство и к стенке прислонить могут.

– Ну вот, распред-твою тротил, откуда мне знать некурящему… да-аа, так и живем, солнце у плеча, а молимся лампочке Ильича.

– Был человек, – обнял Ванек советника, – стал кривошапно-шатунный механизм… Как там на это счет голосит русская пословица?

– Пошла изба по горнице, сени по платьям!

– Палатям, янки!..

– Не переживай, Иван, все будет путем.

– Не говори, столько носишь на сердце любви к вам, унитаз с двух подходов еле смывает…

– Ничего, все будет путем…

Дома мать немного поворчала за позднее возвращение, что – навеселе. Данилка уже уснул, опять дома совсем шумный сабантуй. Ванек положил ему под подушку парочку лазерных дисков с новейшими игрушками и диск нового «Фотошопа», на этом он деньги не экономил, свежая информация в их производстве того стоила, нередко, с виду пустяковая операция делала значительное облегчение в рутинной работе.

Я вас всех бесконечно люблю

Слова эти, как всегда в таком состоянии, плавно вальсировали в голове. Кстати, такое признание, страстное восклицание, вспомнил Ванек, то и дело слышно по радио или теле от ведущих на прощанье. Это выдает невежество эгоиста, определил он, любить всех обезличенно невозможно. Любовь должна быть избирательна и локальна. И высшее проявление этой любви, любовь к людям с недостатками, несовершенным, это архитрудно, невозможно для многих, любить привычнее за достоинства. И поэтому такое признание выдает отсутствие трудного опыта, ибо назавтра, ему, ведущему, нахамят, он ответит еще круче, и обидчик уличит его во лжи – он ведь из тех «всех», кого он любит, и должен быть поэтому терпимее и снисходительнее к его недостатку.

Ванек еще немного так и эдак покрутил «любовь», вспомнил снова бывшую жену-красавицу, сынульку, помрачнел, замахнулся было зашвырнуть это слово от себя как можно дальше, но неожиданно разулыбался.

Я встретил девушку,

Вспомнил он, в хлебопекарне, залюбовался на нее, разгоряченную работой, в превосходном от этого настроении. Она двигалась в облаке избыточного блаженства и умиротворения спорящимся святым делом, собственных цельности и здоровья. Да еще этот дух выпекаемого хлеба, да еще эта ладненькая фигурка, в облегающем белом халатике, ядреный запах свежего пота и юной, совершенной кожи. Перекинулись парой дежурных слов, и она уплыла дальше, унесла с собой это необыкновенное в простоте облако красоты и гармонии. Чем не апостол нужного ремесла, труда, безыскусной красы и гармонии с ним, чем все мы живы.

Какая жадина, торопыга, снова разулыбался Ванек, я впитал из этого волшебного облака совсем крохотную толику. Ну, как не полюбить этот цветок, доведись их путям как-то соприкоснуться. Но она совсем юна, Ванек вспомнил, как она равнодушно скользнула по нему взглядом, цветок этот будет открыт в естестве своем другому только расцветшему цветку, не из гербария. Сетовать на это ни к чему, все путём. Он снова улыбнулся, вспомнив на этот раз нынешнюю компанию. Спать не хотелось, и он сел за обработку-расшифровку диктофонных записей Мини Хаузина, что для него последнее время – правило последнего на дню усилия, приятного и не особо трудного, даже успокаивающего перед отходом ко сну. К слову, академик пивософии за этот труд, а первые результаты ему очень понравились, ему весьма щедро платит. Вспомнив о деньгах, он чертыхнулся, так как вспомнил и о том, что забыл в гараже купленный с дисками Данилке необычный лазерный фонарик, чудо-фонарик, едва не на километр красный лучик светит. Он покосился на него и улыбнулся, мальчишка спал в очках-сканере, сны в кое-каких местах фиксировал. Они с ним решили смонтировать необычный сказочный сериал с использованием этих многих заготовок. Шли последние прикидки по разработке образов главных героев. Шедевр вот-вот должен был появиться на свет.

БАРМЕНАРИЙ

Умали ум, умоли ум, чтобы стал как у моли ум.

Вот это фонарь на оба глаза – выдали лауреату вшнобелевскую премию.

По колени, по коренья покоренье поколенья.

Школьник-пацифист, горд двойке за незнание войны в романе «Война и мир».

В баре какафония, это кака-фон и я.

Надо ли носить черные очки, если глаза пустые плошки.

Первое увлечение – онанизм, другое – оналлизм.