Святослав Иванов - Самовар над бездной

Однако кейс оказался пуст! Он на всякий случай провёл ладонью по шершавому дну – полная пустота! Может быть, в нём есть двойное дно – а там тоже ничего, потому что дно – тройное?

Вдруг, хоть и сидел он на асфальте, его потянуло куда-то вниз, будто бы в ускоренную версию зыбучих песков. Он огляделся – вроде бы всё было на своих местах, но ненормальное тягучее чувство осталось. Оно стало развиваться, и он почувствовал, что тянет его и вверх одновременно – как тогда, днём, в лифте.

Скоро он почувствовал, что тянет его по всем направлениям сразу, причём он понял, что это происходило с самого начала, просто он не ощутил. Внешний мир по-прежнему был всё тем же, лишь слегка дребезжал от головокружения.

Пробежала тихая мысль – это он вдохнул какого-то ядовитого газа оттуда, из кейса. Если бы он ставил задачу вообразить отравление при химатаке – наверно, он представил бы себе именно это: болезненное, противоестественное экспресс-засыпание. А зачем ещё нужно было выкидывать сюда этот кейс? Только чтобы кого-нибудь отравить, не иначе. Вещь-то хорошая.

Неужели смерть – это вот так? Всё вокруг то угасало, то ярко вспыхивало, но Иван с щемящей грустью осознавал, что это всё происходит с ним и только с ним – и что утром мир не заметит, что кто-то пропал. В конце концов мерцание и дребезжание превратилось в эпилептическое моргание, которое длилось с минуту, – Иван, сидевший на коленях, никак не мог переменить позицию.

Всё рухнуло в никуда.

Через какое-то время Иван наконец смог пошевелиться и сесть. Он сидел в полной темноте на твёрдом сиденье. Он ощупал его ладонями – каждое движение давалось с трудом – кажется, это была кожаная скамейка.

Вдруг включился свет – Иван обнаружил себя в обычном вагоне метро. Поезд ехал; оглядевшись, Иван увидел нескольких одиноких пассажиров.

Поезд прибыл на знакомую станцию – кажется, «Нахимовский проспект», рядом с которой он жил в детстве. Когда диктор произнёс название следующей станции, кто-то громко кашлянул, и Иван не расслышал объявление. «Мне выходить на «Серпуховской», – подумал Иван. Но следующей станцией вновь оказался «Нахимовский проспект». Во время следующего объявления у женщины напротив Ивана из рук выпал пакет и шумно стукнулся об пол. По полу покатились апельсины.

Иван помог ей собрать апельсины с пола, пробежавшись за одним из них – видимо, бунтарём, – в другой конец вагона. Вернувшись, он спросил у женщины, какая станция следующая. Её будто бы удивила сама постановка вопроса:

– Откуда я знаю, какая у вас следующая станция?

Следующей оказался снова «Нахимовский проспект». И снова Иван не смог расслышать, что же говорит диктор. Через несколько таких перегонов Иван вышел-таки на станцию. Он взбежал вверх по лестнице и прошёл сквозь турникет, но место, где должны были быть двери, было завалено камнями. Перепрыгнув турникет, он вернулся на станцию и впервые в своей жизни нажал на кнопку справки на красно-синей колонне в центре зала.

Но справки никакой не последовало. А палец намертво прилип к кнопке. Всё его тело магнитилось к красно-синему столбу. Иван уже будто видел себя со стороны – его сознание через палец плавно перетекало в столб. Он повернул голову, услышав шум: облицовка опадала с одной из стен – на бетоне под ней проступала надпись «Бомбоубежище».

Потом долго ничего не было.

Расклад такой: жил да был один царь, правил он справедливо, казна золотом полнилась, всюду цвели гортензии, а подданные были так ему благодарны, что по вторникам с восьми до четырёх выстраивались у государевой приёмной, чтобы правителю поклон отвесить. Был у государя сын – благородный, остроумный и красивый Иван-царевич.

Случались и шалости, но в целом он батюшку радовал и последовательно готовился сменить старика на высшем посту: объезжал коней, ублажал девиц и между делом штудировал трактаты мудрецов о том, как управлять державой.

Но стали бы о нём сказку сказывать, если бы всё на свете ему давалось с такой лёгкостью?

Понял однажды Иван-царевич, что весь мир вокруг него подёрнут патиной неизведанной тоски. Вместо снов он видел одни мрачные тени в тяжёлых намокших халатах с восточным шитьём; по коридорам терема гуляли холодные дуновения, напоминавшие о неприветливости мироздания; даже серебряные ложки предательски зеленели, недвусмысленно намекая на бренность всего сущего.

Обратился Иван-царевич к друзьям – без промедления в его покои приехали добрые молодцы с опиумом и абсентом, начался поэтический симпозиум, где историософская лекция сменялась песней под гитару от бледной синеокой чаровницы с косой:

– пела она, а учёный не стеснялся при самом царевиче рассказывать, как давним предком государя овладели нечистые силы и велели ему сменить курс развития страны на неолиберальный.

Не помогло Ивану-царевичу это собрание. Разогнали гостей, вызвали наследнику престола главного лекаря столицы. Врач осмотрел царевича и выписал ему от смертной тоски отвар арктического мха. Была снаряжена экспедиция из лучших матросов, боцманов, коков, геологов, биологов и уфологов страны, поехавших в Арктику за чудодейственным мхом. По пути были найдены новые доказательства существования Атлантиды, открыты доселе неведомые небесные тела и был побеждён кровожадный подлёдный спрут.

Но и заветный отвар мало помог Ивану-царевичу. Некоторое время он чувствовал себя пободрее, но вскоре облегчение сменилось тяжелейшим расстройством желудка – и ещё большей тоской.

Приглашали и самого модного из мудрецов. Тот пообещал обследовать Ивана по свежайшей австрийской методике.

– Как ваш отец к вам?.. – загадочно спрашивал мудрец, почесывая бороду.

– Хорошо, он же царь-батюшка, как-никак, – отвечал Иван, а мудрец записывал в блокнот и заново поджигал потухшую сигару.

Он расспросил царевича обо всех его недугах (особенно интересовали младенческие), просил пересказать все сны, которые тот помнит, показывал старые фотокарточки его матушки и делал странные намёки. В результате мудреца с сигарой прогнали ко всем чертям (порешив, что там его поймут) и стали дальше думать, как развеселить царевича.

Нынешние шуты и скоморохи совсем не радовали Ивана-царевича, ведь он-то знал, что все их прибаутки заверены охранкой. Позвал царевич Медиума и велел вызвать одного лицедея с того света, который точно принесёт ему утерянную радость.