Святослав Иванов - Самовар над бездной

– Этот глупец вцепился в украденную радость, совсем забыв о бессмысленности этого концепта, – молвил второй рыбак. – Он даже сделал слово «радость» паролем для входа в замок, что подчёркивает абсурдность происходящего.

– Если что и существует, так это жуткий змей, который охраняет его покои, – сказал третий рыбак. – Когда дрянь ещё просто жила в лесу, мне однажды пришлось убегать от нее. До сих пор пятки от ожогов болят! Зато стоит сыграть змею на флейте, он успокаивается и засыпает.

Иван-царевич поднялся на скалу, зашёл в иллюзорный сводчатый замок на скале по абсурдному паролю «радость» и сыграл огнедышащему змею «Сюиту Небытия». В белом зале с клетчатым серебряно-зеркальным полом и колоссальным витражом царевича ждал его двойник.

– Я знал, что ты придёшь, – сказал двойник голосом царевича. – Тебя как зовут?

– Иван-царевич.

– Меня тоже так когда-то звали. Но чтобы подзаработать, я сменил имя – теперь я Квас Иван-царевич . Изменения несущественные, – двойник подошёл к серебряному холодильнику, взял оттуда алюминиевую банку с одноименным напитком и кинул её Ивану.

– А неплохой квас! – воскликнул Иван-царевич, отпив.

Светит луна. Два богатыря оказываются слишком сильны, чтобы побороть друг друга. Они решают устроить перерыв и перекусывают, облокотившись на большие камни. Увидев, что противнику нечего пить, он кидает банку кваса в его сторону. Богатырь щёлкает банкой и отпивает.

– Ха-а-а, – богатырь блаженно выдыхает, – И правда отличный квас! Какой свежий!

СЕРЕБРЯНЫЙ КВАС «ИВАН-ЦАРЕВИЧ» – АБСОЛЮТНО НОВЫЙ ВКУС, ЗНАКОМЫЙ С ДЕТСТВА. ЛЁГКИЕ НОТКИ ТИМЬЯНА И МЕЛИССЫ ДЕЛАЮТ ЕГО ТАКИМ СВЕЖИМ.

КВАС «ИВАН-ЦАРЕВИЧ» – ЗАБУДЕМ СТАРЫЕ ДРЯЗГИ!

– Что это было? – спросил Иван.

– Ничего такого, рекламный блок. Не обращай внимания, – ответил двойник. – К делу. Почему ты считаешь, что эту нашу Радость заслужил ты, а не я?

– Потому что у меня она была, а ты её украл.

– А может быть, ты чего-то не помнишь? Может быть, это ты её когда-то украл, а я её просто вернул?

– Ничего подобного. Я долго её выращивал. Мне помогали мои родители добрым советом и, конечно, финансово. Мне помогали мои друзья – весельем и мудрой беседой. Мне помогали красные девицы – своими чарами. Мне помогал мой народ – тем, что готов поверить мне свою судьбу. Без радости в сердце я не могу оправдать их надежд. Если нет радости, то герой не может совершать поступки, а поэт не может писать стихи. Моя радость должна быть со мной, чтобы я смог прожить великую жизнь.

– Сдалась она тебе, эта великая жизнь, если у тебя уже есть радость? Смешной ты человек, – говорил двойник. – С радостью в руках ты ничего не достигнешь. Для подвигов надо быть несчастным, так что только без радости у тебя есть шансы. Оставь её мне – и достигнешь всего, чего хочешь. А я буду жить скромно и радостно.

– Не оставлю, – сказал Иван-царевич. И стали они биться.

Бились три дня и три ночи. Иван-царевич был хорош в прямых ударах и в приёмах, которые требовали ловкости, Квас Иван-царевич в основном эффектно держал оборону и хитрил – то за зеркалом спрячется, то квасу в рот наберёт и плюнет струйкой в лицо противнику.

В конце концов, сели они в одышке, каждый облокотился на колонну из белого мрамора.

– А разделить эту проклятую радость никак нельзя? – крикнул двойник и бросил Радость на середину зала.

Оба Ивана метнулись к Радости и ухватились за неё с разных концов. Потянули ее в разные стороны – и тянули еще очень долго (не ручаюсь, что тоже три дня и три ночи, но долго).

Вдруг двойник выхватил нож и, держась за Радость второй рукой, замахнулся на нее. «Не доставайся же ты никому!» – крикнул он, но, прежде чем он успел ударить, Иван-царевич отпустил руки, и участники схватки разлетелись в разные стороны.

Царский сын увидел, как с двойником происходит что-то Нехорошее, а Радости в его руках уже нет. Осмотрел углы – делась куда-то и всё тут. А Нехорошее продолжает происходить, и кажется, двойнику несдобровать, так что ушёл Иван-царевич из белого зала.

Спустился по винтовой лестнице, снова сыграл змею «Сюиту Небытия», назвал пароль «радость» на выходе из замка и спустился со скалы.

Поблагодарил рыбаков, купил общительную рыбу у торговца и в знак признательности отпустил её в небо, да и сел на обратную электричку. Искал по всему составу хулигана-ленточника, да не нашёл его. Попутчики рассказали, что он устроился в полицию Белого города работать лентой оцепления.

Иван-царевич вышел из электрички в родном городе в дурном расположении духа. Шёл по улицам, повесив нос. Грустно и немного боязно было ему отчитываться перед отцом в неудаче: мало того, что Радость не уберёг, так ещё и уехал из Белгорода-на-Облаке с долей трусости.

Задался живописный, слегка припекающий закат.

Встретил Иван на пути к терему царскому кого-то из своих друзей. Услышал родную речь. Подмигнул девице, на которую давно засматривался. Вот он, мой город, моя судьба, моя любовь.

Перед порогом Иван увидел себя в отражении – выглядел он не очень. Надо причесаться. Сунул руку в карман за расчёской – и наткнулся на что-то тёплое. Ухватился, вытащил, развернул – а Радость-то вот она!

***

Я – маленькая девочка в вертолёте. Каждый, кто хорошо следит за новостями, знает, что в России ни при каких обстоятельствах нельзя садиться в вертолёт. Но этого не знает мой папа, решивший впечатлить семью полётом над сосновым лесом и, если повезёт, – погоней за кабаном. Чтобы висеть неподвижно, вертолёту, как и пчеле, надо двигаться намного интенсивнее, чем для быстрого полёта. И он ленится зависнуть, и он летит, летит вперёд, пока не цепляется лопастью за вышку ЛЭП.

Я – комик, выступающий на сцене и рассказывающий о том, как начертил таблицу, в которую внёс всех своих друзей. В левой колонке – те, у кого дела обстоят лучше, чем у меня, в правой – те, у кого хуже. С каждым выступлением на этой сцене друзья перебегают из правой в левую. Внезапно я вижу, как из задних рядов к сцене ломится человек без усов, но с бородой. В руке у него пистолет, и целится он в меня. Я часто позволяю себе спорные шутки, которые могут кому-то не понравиться.

Я – тяжело болен, и от моих страданий уже ничего не помогает. Моя смерть – дело времени (как и любая, впрочем). Я положил горстку сильнейших обезболивающих в стакан и залил своим любимым мультифруктовым соком. Всё готово к отбытию.

Вертолёт колошматится на идиллической полянке. Безусый нажимает на курок. Я залпом выпиваю отраву.

Нет. Я малонадёжный Иван-дурак, залезший в мусорный бак. И упавший там в обморок.

Первое, что он почувствовал, когда очнулся, – неприятное ощущение в руках: они казались ему настолько грязными, что любое соприкосновение ладоней с какой-либо поверхностью отдавалось в теле брезгливой дрожью. Мышцы неприятно ныли.