Борис Борисов - Трое в лодке. Не считая водки

…А вот подружка эта моя на яхту больше не приезжала никогда. Держит слово!

А я тут – молодая, молодая…

«Хороший путешественник не имеет

твёрдых планов и конечной цели назначения»

Лао Цзы, (570—490 гг. до нашей эры)

Правило первое: Главное – это наконец отойти

И вот настал, наконец, момент отбросить «Initile terrae pondus» *

В отходе главное – это наконец отойти, а сиё не так просто, как кажется на первый взгляд. Во-первых, можно не рассчитать своих сил. Во-вторых, можно рассчитать, но ошибиться. Впрочем, такая опасность угрожает спортсменам на всех этапах дальнего спортивного плавания. Так, экипаж знаменитой яхты «Ирис» («Ириска», в просторечии), задержался в одной научно-спортивной экспедиции на месяц дольше запланированного, и их уже собирались искать в интернете. Причина задержки заключалась в немеренном количестве загруженного в лодку коньяка, который на «Ириске» использовали вместо водки, солярки и иных ненужных продуктов.

Цель данной экспедиции состояла в проверке качества коньяка «Московский», а про результат я уже доложил. Так что очень важно грамотно рассчитать и распределить свои силы.

Если рассчитали – вам прямой путь в Канал. Канал, если кто вдруг не в курсе, ведёт в Волгу (это река), а Волга сейчас впадает вообще куда хочешь. Мы так обычно впадаем через Волгу в Шексну, затем Белое озеро, еще один канал и – Онего! Ну а вы можете впадать куда душе угодно, море Белое, Чёрное, Каспийское, Балтийское… Азовское не забыл? Далее везде. Есть где разгуляться. Но до разгуляться мы ещё дойдём, а пока надо размяться шашлычком на берегу, пожелать всего хорошего родной гавани и яхтенной общественности да отдать концы на произвол изменчивой судьбы.

Почетный эскорт яхт не даст вам забыть про торжественность момента. Июльские сумерки, яхты в огнях, паруса, расходочки под кормой, залпы из бортового орудия, ракеты, прощальные крики и тосты – что говорить! Сумерки ненадолго светлеют – белая зависть провожающих растворяет сумерки в ночи – и вот узкая, темная щель канала принимает нас, и нитью Ариадны ведут огоньки по берегам… Нет чуда слаще, чем час отхода. Уход – это как всё на фиг послать, давайте вы тут, дескать, без меня. Прощай, Cloaca Maxima! И вспоминаем, как ебались со всякой хуйнёй перед этим, и как было всё до последнего дня непонятно – срастётся ли, а потом вдруг срослось, да ещё как срослось, и даже Славик пообещал что идёт на всю катушку, до Онеги, а сейчас поёт свои лучшие песни, а мы подпеваем, и всё меньше вспоминаем ту клоаку, из которой вырвались, и клоака становится всё более призрачной, а этот мир всё более реальным и настоящим, мир, где неважно, кто ты, а важно только какой ты.

А это-то и есть самое важное.

Вперёд, вперёд…! Но где эти губы на пристани? Где прячется её сладкая лодочка? В зарослях осоки? Не поросла ли тиной? И разве отход – не повод для любви? Вперёд! Вперёд! И только вперёд. Но впрочем, можно и взад. Крените её, гоните её, раздраконьте её, имеёте её на фордаке, имейте её бакштагом, имейте её с кормы и с борта, в хвост и в гриву, и тогда, возможно, она даст вам с собой немного – ну совсем чуть-чуть – то, что будет так не хватать в дальнем спортивном плавании. Потому что как бы хорошо вы не собирались, не получиться упаковать нежности и чувства, даже в сжатом виде.

Вперёд, Губы Любви! Неситесь над просторами, мелькайте нам в зарослях, встречайтесь в снах, являйтесь плотью, парите духом – любыми любим вас.

А вы?

Голос любимых, спасающий нас – не метафора. Мы то что! Мы – люди пропащие, море нас похитило. Вот вы знаете, например, что человек, идущий морями-океанами не числится среди живущих на земле?! То-то! Нам, собственно, только за них, любимых, и страшно. И чем больше любимых – тем страшнее.

За самым лучшим нарядом разглядим мы простое девичье существо.

В любом обличье угадаем. И не отвертитесь.

Вот как мы вас любим.

Но не всё так просто. Впереди есть много что преодолевать. Главная мука в канале – это девицы. Их много, и они почти голые. Какие чувства это вызывает у матросов – не надо рассказывать. Дело в том, что любой, даже самый добропорядочный семьянин, став на минуту матросом полностью забывает своё благородное семьянинское происхождение. Бытие самым решительным образом определяет сознание, и, что характерно – сознание совершенно не сопротивляется! Нет бы сказал: «Да Я! Да чтобы Я! Да никогда на свете…» Нет! Нет! Надел тельняшку – и не осталось в тебе ни стыда, ни совести, одна душа полосатая. Ну, это супруга бы так подумала, увидев своего благоверного, сверлящего попутные сиськи в самый морской бинокль.

Поэтому то для бесконфликтного прохождения Канала и приглашается группа поддержки в шортиках, без которой переход превращается в сущую пытку. Нелепо фокусироваться на отдалённых объектах, когда столько знакомых девушек на борту. Так, без них, только и слышно вокруг:

« Ух, какая попка»

«Смотри, какие сиськи!»

«Да нет там никаких сисек …!»

«Да как нет?! Смотри!»

( Смотрит в бинокль)

«Да это вообще мальчик, нах!!!»

Ну и так далее.

А когда все эти ягодицы и сиськи мелькают целый день перед носом, понимаешь, что ничего в них такого особенного нет – ну, ягодицы как ягодицы – и всё протекает как-то спокойней.

Однако, группа поддержки не всегда доступна, особенно по пути домой, и иногда приходится страдать без неё. Так, однажды в такую ситуацию попал наш Доктор. Реагировал он совершенно как матрос.

Но не только девушки осложняли жизнь доктору. Дело в том, что Доктор любит позагорать.

«И как же я эту царскую жизнь люблю!» – любит повторять Доктор, потягиваясь на солнышке. Поскольку для достижения достойного результата приходится делать это долго и тщательно, то с доктором дружит Морфей. Однако, кроме Морфея, с доктором дружу и я, что временами мешает ему насладиться всеми прелестями царской жизни. Дело в том, что в момент самого одухотворенного контакта с сонным божеством очень удобно привязать в докторской пятке бинокль, и с чувством выполненного долга удалиться. Да что там пятке! Вы даже не представляете себе, сколько у человека есть мест, чтобы привязать бинокль! Вот давайте посчитаем: раз, два, три (ха-ха!), четыре, пять… Дальше сами, сами! Видите, сколько? Шнурки ботинок – это самое банальное, что можно предложить.

Бинокль преследовал доктора повсюду: то он оказался надёжно принайтовлен к шортам, то правильным морским узлом привязан к кроссовкам, то неожиданно оказывался прикреплён к любимому головному убору. Я уже не говорю, что если уж доктор неосмотрительно ложился поспать, просыпался он непременно с биноклем, как и подобает настоящему капитану. Доктор так сжился с этим оптическим прибором, что уже невозможно было представить себе их отдельно. Иногда, впрочем, оптические приборы использовались Доктором и по прямому назначению – для пристального рассматривания потенциальных пациенток. А уж к концу путешествия, когда всю команду измучил подлый спермотоксикоз, подхваченный ещё где-то на Волге, и заразивший даже самых стойких бойцов с их известной амбивалентностью, тогда все наблюдательные и ненаблюдательные приборы на лодке были мобилизованы, и строгое указание Правил Плавания – что на судне должно вестись непрерывное наблюдение – выполнялось и перевыполнялось. В Правилах, кстати, нигде не уточняется: за чем именно надо непрерывно и квалифицированно наблюдать. Мы, к примеру, весьма квалифицированно наблюдали за тёлками, с использованием всех имеющихся средств.