Сергей Росстальной - Ржавое золото. Детектив

– А Андрей Данилыч думает, что вы ему выдавали точные цифры, – сказал Лерыч.

– Нет, – ответил дядя Валик, – археологи всё это прекрасно знают. Но иного метода оценки ископаемых пород и останков не существует. Вот мы и врём. Сделай милость, Лерыч, выучись хорошо на умного человека, и изобрети метод, точный, хотя бы до десятка лет.

– Надо подумать, – уклончиво ответил сын своего отца.

Вечерело. Солнце приближалось к горизонту, и прибрало свою жару. Наступило такое время суток, когда работать, как раз, одно удовольствие – не жарко и не душно. Но именно это благодатное время все работники на земле предпочитают посвящать самому любимому занятию всех работников мира – отдыху. Действительно, как-то жалко плохое время посвящать хорошему делу. К примеру, на солнцепёке трудиться не приятно. Но трудиться – само по себе дело не приятное (крамольные вещи говорю!), так уж пусть тогда это и делается в такое же неприятное время. А отдыхать надо и во время хорошее. В общем, без многословия: работы на раскопе прекратились, едва до заката оставался час, или часа три до темноты. Мы бы с Лерычем ещё копали и копали, так как, кроме ржавых патронов ещё ничего не накопали, но со своим уставом в чужой монастырь не лезь, гласит народный этикет. Так здесь принято. И мы пошли умываться вместе со всеми.

Ужинали арбузами и пловом. За столом подводили итог рабочего дня. Мы с Лерычем теперь внимали всему, как полноправные участники общего дела.

Ну-ну, что там сегодня откопали? Лошадиную ногу с подковой. Очень интересно. А где вся лошадь? Гвозди нашли. Древние греческие гвозди. Нашли толстый слой золы. Немного поспорили, что это было – большой очаг или жертвенник. Какой жертвенник? – высмеял эту мысль Садиков, – где, на ферме? Дальнейшие раскопки всё покажут. Компьютер у горшечников подобрал фрагменты (шесть штук) для ещё одного горшка. Два молодых новобранца приступили к освоению квадрата №56 на шурфе №5. Это про нас. Лерыч сидит строгий и гордый.

С ужина все разошлись заниматься бытовыми делами или просто отдыхать. На очаг взгромоздили огромный чайник. Любой желающий может вечером пить чай, сколько хочет. Дядя Валик вытащил из своего рюкзака банку кофе, и, довольный, подмигнул нам.

Садиков сидел за общим столом, под тентом, и просматривал планы и схемы, пока позволяло солнечное освещение. Мы подсели к нему, и спросили:

– Андрей Данилович, а когда же экспедиция будет разрабатывать скифский курган?

И Садиков отвечал:

– А для этого, ребятки, надо бы послать разведгруппу по туннелям каменоломен, чтобы они, с компасом, уточнили мне схему подземелий.

– Ой, Андрей Данилыч, – пискнул Лерыч, – а можно и мы с разведгруппой пойдём?

Ох, и Лерыч! Ну, никакой солидности. Сейчас Садиков точно думает: «Пришли тут пацаны в археологов играть!». Так и хочется теперь Лерыча по затылку стукнуть! А дядя Валик постучал ложкой по своей чашке и сказал:

– Вот теперь, Валера, ты точно в каменоломни не пойдёшь.

– Папа! Ну, я же именно спросил: «можно ли?».

– Это то же самое, что напрашиваться: «ну, возьмите!», – ответил отец.

Садиков снисходительно разулыбался.

– Вообще то, ходить по этим туннелям небезопасно, – сказал он, – Известняки, сами по себе, не очень прочны, а часто бывают слоисты, и своды туннелей провисают. А после бомбовых ударов некоторые своды находятся на грани обвала. Бомбы здесь рвались чудовищные – вы посмотрите, какие воронки огромные есть в степи. Я, прежде всего, не рискую людьми. Пробраться под курган из-под земли – это только идея. Но воплотить её можно только при обеспеченной безопасности подземного прохода. А мы, к тому же, только приблизительно знаем куда идти. Если разведчики уйдут под землю, мы ещё и не будем толком знать, где они находятся.

– А тут, вдруг, обвал, – сказал я, – Кто-нибудь кашлянёт, и – обвал! Путь закрыт, и надо идти другими ходами. Всё – группа заблудилась!

Лерыч нахмурился и покачал головой.

– Вот-вот, где-то так, – согласился со мной Садиков, и снова углубился в схемы раскопок.

Наступила ночь. Звёзды густо посолили чёрное небо. Мы улеглись под открытым космосом на подстилках, и стали, не мигая, спокойно и расслаблено, созерцать эту красоту. Небо было живое и торжественное. Полчаса спустя уже казалось, что мы видим Вселенную объёмно, охватывая всю эту огромность своим сознанием. Мысль скользила между звёзд, и приближалась к границе этого пространства. Бесконечность вездесуща, она не имеет меры и отметки, но ощутима она становится там, где нечётко и гадательно проходит граница этой Вселенной. Сознание натыкается на этот незримый край, и сталкивается с тем, что осознать невозможно – с бесконечностью. На какое-то мгновение я даже почувствовал, что схожу с ума, и, в страхе, прекратил этот мысленный рейд в бесконечность. Я вернулся снова к ближней Вселенной – окрестностям нашей Галактики. Здесь было довольно суетно, как на людной улице. Периодически блистали метеориты, чертя небо короткими штрихами. Между звёзд иногда, очень быстро и очень прямо, пролетали маленькие светящиеся точки. Это спутники.

Лёгкий ветер шевелил наши волосы, и нам казалось, что этот ветер веет по всей Вселенной, простёртой перед нами.

~ добыча! ~ мы в подземелье ~ простуженный призрак ~ подземный госпиталь ~ шайка лозоискателя ~ возвращение на поверхность без кроссовок ~ Садиков задумался ~

Увы! Наши четыре квадратных метра работы на раскопе, на которые мы возлагали большие надежды, оказались совершенно безнадёжны. Кроме ржавых патронов в верхнем слое земли, мы ничего здесь не нашли, дорывшись до самых низов культурного слоя, пока нам не сказали, что дальше углубляться совершенно бессмысленно. Культурный слой здесь оказался, как выразился Лерыч, абсолютно безкультурным. Но работу мы продолжали.

А на следующий день дядя Валик сел на велосипед и укатил купаться на море, ибо он приехал сюда прежде всего для этого. В лагере было два велосипеда, они принадлежали двоим крымским археологам из Симферополя, которые сопровождали питерцев. Один – это молодой водитель «Волыни». А другой, постарше – научный сотрудник, солидный мужчина – Сергей Дудко. Свои велосипеды они давали всем, кому надо – ведь не гонять же по мелочам автомобили.

Уехал, а у нас вдруг такой триумф! Копаем мы с Лерычем вдвое медленнее без дяди Валика, я рою впереди, а он – за мной. И вдруг я натыкаюсь на камни. Копаем глубже, и обнаруживаем полуразвалившуюся стенную кладку. Садиков жмёт нам руки, и, со словами: «Я так и рассчитывал, что здесь есть!», делает пометку на своём плане. Мало того, копая вдоль этой стены, мы наткнулись на какую-то пустоту в земле. Мы быстро, но аккуратно, разгребли эту полость, и – о, радость! – нашли в ней звенья ржавой цепи. Всю цепь мы откапывали осторожно, кисточкой, дрожа от понимания того, что она была сделана людьми, жившими до рождества Христова. Вся цепь оказалась длинною сантиметров 70. Мы так надеялись, что она будет к чему-то привязана, но это оказалась просто цепь сама по себе. Садиков внимательно всё осмотрел, и сказал, что та пустота, с которой началась цепь, видимо, раньше, была занята каким-то деревянным предметом, к которому была привязана цепь. Дерево истлело, оставив полость, а цепь осталась.