Геннадий Синцов - Сюрпризы в круизе

— Кстати, а где Гвидонов?

— Он на гаупт… — Африкан Салютович прикусил язык. А через секунду взорвался: «Эй, почему ты спросил про Гвидонова?» Но покупатель вместе с саблей исчез в базарной толчее.

Нет, Гвидонов не сидел на гауптвахте. Более того, поутру Хохлаткина смилостивилась и предложила Василию присоединиться к экскурсии, но он отказался. «Не хочется что-то», — соврал он, а на самом деле саднящие предчувствия, связанные с дедом Христофором, заставили его остаться на теплоходе. «Появится ведь дедуля, как пить дать появится», — думал Василий, желая и немного побаиваясь предстоящей встречи. Он зашел в бар и бездумно вперился в телевизор, по которому гнали видеофильм. Фильм почему-то быстро закончился, и строгий, как участковый, диктор голосом-ледышкой объявил: «Мы завершили показ многосерийного художественного фильма. А сейчас напомню его краткое содержание». «Очень кстати», — вяло подумал Гвидонов, отправляясь на верхнюю палубу. Беспокойство сменилось нетерпением. «Быстрей бы, что ли», — торопил он деда и при этом одной-двумя извилинами надеясь, что его ветхий предок возьмет да и забудет про внука-путешественника.

С верхней палубы Стамбул казался еще краше, и был он, как говорят на Востоке, усладой смотрящих. Был до тех пор, пока не завыли и не загрохотали у корабля полицейские машины и мотоциклы. Рослые молодчики шустро разгоняли зевак и спустя минуту замерли на своих местах. К теплоходу подкатили автобусы с туристами. Пассажиры были не то чтобы напуганы, но настороженные, как в старом танго, потеснее прижав к грудям покупки, ручейками потекли к трапу. Полицейские не шелохнулись. Не повели они и ухом, когда какой-то визгливым мусульманин прокричал в сторону «Руслана» может хулу, а может приветствие.

Одно было ясно: заваривается каша. Но какая?

Митинг?

Демонстрация?

Но и тут задача: в поддержку или наоборот? Если за солидарность, то народу быть на палубе, если нет, то нет. Но как угадать? Короче, заграница — она и есть заграница. Все тут наперекосяк, не как у наших людей…

На всякий случай туристов попросили до поры до времени углубиться в каюты и не высовываться. Гвидонов углубился, но ничуть не сомневался, что кутерьма на корабле и возле связана с его незабвенным дедом. Помнил он и оркестр, и длиннющие лимузины, и фейерверк над Босфором.

В каюту Василия Гвидонова напросился Африкан Салютович. «С какой стати?» — хотел вспылить Гвидонов, но увидев, как замкнут и сосредоточен его гость, как хищно он пару раз глянул в иллюминатор, решил промолчать. Африкан Салютович протерев полой пиджака линзы бинокля, нетерпеливо пообещал:

— Ну я им сейчас покажу!

— Кому, — спросил Гвидонов.

— Вероятному противнику, — лаконично ответил староста группы.

Но показывать Африкан Салютович ничего не стал. Взобравшись на стол, он припечатал к глазам окуляры и сусликом замер у иллюминатора.

Африкан Салютович изучал натовский авианосец. Гигантской ореховой скорлупой маячил он на рейде. Прилипли к его палубе крестики-самолеты, лениво вокруг оси поворачивались локаторы. Минут через пять Африкан Салютович оторвал от глаз бинокль и с удовлетворением произнес:

— Дисциплина — ни к черту! — и пояснил: — Курят на посту. А если курят, значит, дисциплина ни к черту. — Вот к такому логическому выводу подвел себя Африкан Салютович. Итоги наблюдения он тщательно зафиксировал в тетрадке и вновь припал к биноклю. И вдруг… То ли судно резко качнулось, то ли сам Африкан Салютович неловко облокотился, но так или иначе турист-наблюдатель с грохотом отлетел от стола и оказался на четвереньках.

— Ты видел? — шепотом спросил он и следом перешел на крик: — Нет, ты видел, как они меня звезданули?!

— Кто звезданул?

— Вероятный противник. Лазерным лучом, гады, стрельнули.

— Прямо-таки лазерным? — засомневался Гвидонов.

— Или еще какой-нибудь пакостью, — потирая ушибленное колено, твердо заявил Африкан Салютович. — Ты ведь сам видел, я спокойно любовался незнакомым кораблем — а они? По глазам что-то как шарахнуло! Ну разве это по-людски, скажи, Вась?

— Да вы сами поскользнулись!

— Хрен бы я в такое время поскользнулся! — твердо объявил Африкан Салютович и вновь пообещал: — Ну я им, канальям, покажу!

— Будете продолжать наблюдение?

— Буду. Но с другой позиции. И все-таки: чем они меня шибанули?

— Африкан Салютович, да плюньте вы на этот корабль! Кому надо, они его вдоль и поперек изучили.

— Не скажи, Вася. Моим наблюдениям цены нет. Я ведь как-никак профессиональный человек, — не без грусти сказал Африкан Салютович. — Хоть и в отставке. — И без всякого перехода спросил: — Интересно, а баб они по ночам на корабль водят?

— Ну, а если водят?

— Хорошо бы, — помечтал отставник. — Для нашей доктрины хорошо.

— Доктрины?

Африкан Салютович печально, как на неизлечимо больного посмотрел на Гвидонова и снисходительно улыбнулся. В это время из репродуктора раздался голос:

— Внимание, просим туристов подняться на верхнюю палубу. Повторяю…

Будто чья-то всесильная рука сдавила днище, борта теплохода и выдавила на палубу, как клей из тюбика, сотни любопытных человеческих особей. Глазами они пожирали пристань, где готовилось, а может быть, и началось необычное действо. Черным лаком отливали длинномордые лимузины, золотые зайчики отлетали от музыкальных инструментов, слепили глаза наряды красавиц-турчанок, и все-таки самой яркой и примечательной точкой был дедушка Христофор. Он очень походил на старика Хоттабыча, поджарого, седобородого в роскошных пурпуровых шальварах. Рядом с Христофором стоял невозмутимый и почтительный мужчина, в котором легко узнавался таинственный продавец люстр, попутчик по круизу и в какой-то степени добрый гений группы Хохлаткиной. Напротив, через бечевочку млел от жары капитан теплохода и, как пингвин, высокорослый, как позже выяснится, сотрудник нашего консульства. Переговоры, видимо, завершились успешно, потому как группа Хохлаткиной получила команду спуститься по трапу. Группа стекла на пристань, не без помощи Африкана Салютовича построилась по ранжиру и под острым взглядом Христофора-Хоттабыча уважительно подтолкнула ему навстречу заробевшего вдруг Василия Гвидонова.

— Расскажите дедушке про наши новостройки, — шепотом подсказал сотрудник консульства.

— Не дрейфь, Вася, держи хвост, как надо, — посоветовал Антошкин.

Деревянной поступью, раскинув руки для объятий, Гвидонов устремился к деду.

Лицо деда плачуще-счастливо сморщилось и он, не поворачивая головы, что-то быстро сказал своему спутнику.

— Вася, обниматься не надо, — с улыбкой сказал спутник князя Христофора.

— Почему? — удивился Гвидонов, еще шире разбрасывая руки.