Юрий Прокопенко - Встреча с пришельцем (сборник)

— А может, вы просто возвели на себя поклеп в состоянии аффекта?

— К сожалению, нет. В фельетоне настоящие факты.

— Но факты в таком освещении! Мне кажется, вы несколько сгустили краски…

— Спасибо за сочувствие, только ничего я не сгустил.

— А известно ли вам, что признание вины смягчает ответственность? Уже одно то, что вы можете трезво, говорить о своих недостатках, свидетельствует в вашу пользу.

— Мне все известно. И все-таки очень прошу напечатать фельетон.

— Но мне кажется, не такой уж вы и скверный человек, чтобы о вас фельетон печатать.

— Разве тех фактов, о которых я написал, не достаточно, чтобы предать меня общественному осуждению?

— По количеству — достаточно. Но если взять каждый факт отдельно… Вот этот, например, о том, что вы — злостный прогульщик…

— Ой, злостный! — воскликнул Семен Петрович.

— Но за это вас уже наказали! Сами же пишете, что три выговора имеете.

— Три только за прогулы. А четвертый — строгий с последним предупреждением — мне влепили за систематическую пьянку. Читайте внимательнее, я обо всем пишу.

— Но вот сегодня же вы трезвый. Значит, можете, если захотите, не пить?

— Могу! И клянусь, что больше в рот не возьму!

— Вот видите, а вы фельетон о себе пишете. Не такой уж вы и плохой, чтобы фельетоны о вас печатать.

— Ну тогда, — повеселел Семен Петрович, — тогда напечатайте обо мне очерк.

И он вытащил из кармана несколько исписанных листков…

Весть о том, что нас посетит гость из Занзибара, молниеносно облетела институт. Все мы горячо обсуждали эту новость и вносили свои предложения к плану встречи.

Библиотечный том энциклопедии на букву «3» буквально рвали на части. Нам хотелось побольше узнать о родине гостя. Из журнала «Вокруг света» мы почерпнули сведения о нарядах жителей Занзибара, и девушки тут же бросились делать соответствующие выкройки.

Один наш знакомый из Института языкознания, немного знающий занзибарский язык, согласился составить небольшой разговорник.

Выучили мы и несколько занзибарских песен. Наш танцевальный кружок подготовил пять занзибарских плясок. А повар нашей столовой где-то раздобыл рецепты занзибарских блюд и пообещал ошеломить гостя…

Как оказалось, гость неплохо понимает по-нашему. Особый интерес он проявил к девушкам в занзибарских платьях.

— Мои сестры когда-то ходили именно в таких, — вздохнул он.

Занзибарские песни он слушал задумчиво и сам грустно подпевал. А когда увидел занзибарские танцы, расплакался.

— В этих танцах — извечная скорбь моего народа, — сказал с грустью он.

Отведав занзибарское блюдо, гость немного повеселел.

— Хорошо приготовлено. Очень вкусно. Когда у нас кончаются деньги, мы готовим себе именно такую еду.

Прощаясь, он поблагодарил нас за радушный прием:

— Я почувствовал себя у вас так, будто и не уезжал из Занзибара. Жаль только, что не услышал ни одной вашей песни, не увидел ваших танцев, не попробовал ваших блюд…

Когда мы закончили очередную шахматную баталию, самый молодой работник нашей группы Крохин, собирая фигуры, заметил:

— Ты только посмотри, как этот Пампушкин зарылся носом в бумаги. Что это на него сегодня нашло?

— Хочет доказать, что он один здесь работает, а остальные баклуши бьют, — ответил я.

— Видимо, хочет дослужиться до премии.

— Может, и дослужится, — кивнул я.

— Слушай, у меня идея, — перешел на шепот Крохин. — Давай его разыграем. Скажем, что его представили к премии.

— Правильно! К Государственной! — подхватил я.

— К Государственной — это слишком. Не поверит, — трезво рассудил Крохин. — Давай скажем, что его представили к премии имени… имени… Ну, хотя бы Кульбяко-Старгородского. Это фамилия одного моего друга детства, очень хорошего парня.

— Но ведь такой премии нет, — возразил я.

— Конечно, нет. Но Пампушкин об этом не знает!

Мы вышли из комнаты и позвонили по телефону, висевшему в коридоре.

— Лаборант Пампушкин слушает, — послышалось в трубке.

— Товарищ Пампушкин, поздравляем вас! — измененным голосом торжественно произнес Крохин. — Решением соответствующей комиссии вам присуждена премия имени Кульбяко-Старгородского.

Минуту трубка молчала.

— Спасибо, — дрогнувшим голосом ответил наконец Пампушкин. — Большое вам спасибо! — уже тверже и радостней добавил он.

— Это вам спасибо, — проникновенно сказал Крохин. — Как председатель комиссии по присуждению премий имени Кульбяко-Старгородского хочу вам пожелать здоровья и заверить, что премия будет вам перечислена на домашний адрес, а документы в самое ближайшее время вручу лично…

Когда мы вошли в комнату, Пампушкин так выразительно посмотрел на нас, что сомнения сразу развеялись — он поверил.

— Можете меня поздравить: я лауреат премии имени Кульбяко-Старгородского, — сказал он.

— Не может быть! — изумился Крохин.

— А за что это тебе? — спросил я.

— Как за что? За добросовестный и вдохновенный труд! — с гордостью ответил Пампушкин. — Я всегда чувствовал, что имею право на большее, чем ставка лаборанта, и, как видите, не ошибся.

— Поздравляем, — нарочно равнодушным тоном бросил Крохин.

— С тебя причитается, — подыграл я ему.

Пампушкин сложил все бумаги в ящик и весело забарабанил пальцами по неполированной поверхности стола. Затем сорвался с места, якобы вспомнив о каком-то неотложном деле, и вихрем вылетел из комнаты..

Вернувшись из кабинета директора — там проходило совещание, посвященное укреплению трудовой дисциплины, — старший группы Середа и его заместитель Монах поинтересовались:

— Что за премию присудили нашему Пампушкину? Весь институт об этом шумит, а мы впервые слышим.

— Премию имени Кульбяко-Старгородского. Очень почетная награда, — сказал Крохин.

— Говоря откровенно, я и не знал о такой, — признался Середа.

— Радио нужно слушать и газеты читать, — с упреком сказал я.

— Ну как же, — солидно поддержал меня Крохин, — об этой премии все знают.

— Не иначе как по знакомству ему присудили, — предположил Монах.

— Наверняка кого-то имеет в этой комиссии, — охотно согласился с ним Середа.

Научный сотрудник Брылев влетел в комнату, будто за ним гнались:

— Если это только правда, я немедленно пойду в комиссию и скажу, что они присудили премию бездельнику и ничтожеству, поскольку…

Досказать свой гневный монолог он не успел — в комнату с улыбкой на устах вошел Пампушкин.

— Поздравляю, — сказал Брылев таким тоном, словно высказывал соболезнование.

— И я поздравляю, — хмуро буркнул Монах.

— Ну что ж, товарищи, — торжественно начал Середа, — вот и мы имеем в своем отделе лауреата. На месте Пампушкина эту высокую награду лично я воспринял бы как аванс на будущее…