Курт Воннегут - Да благословит вас бог, мистер Розуотер, или Бисер перед свиньями

Того и гляди зазвонит черный телефон у его постели. Элиот тогда вскочит и как раз на третьем звонке схватит трубку. Он выпалит то, что говорит всегда, как бы пи было поздно:

— Фонд Розуотера слушает. Чем мы можем вам помочь?

И Сенатор воображал, что Элиот якшается с преступниками. Но он заблуждался. У большинства подопечных Элиота не хватило бы пороху пойти по такой опасной дорожке. Однако ничуть не меньше заблуждался на счет своих подопечных и сам Элиот, особенно когда отстаивал их перед отцом, банкирами и юристами. Он твердил, что эти люди, кому он пытается помочь, сделаны из того же теста, что их предки, которые несколько поколений назад расчищали леса, осушали болота, строили мосты, без чьих сыновей в дни войны не было бы пехоты — и так далее. На самом же деле люди, искавшие в Элиоте опоры, были куда более хилыми, чем их предки, и куда более бестолковыми. Недаром, когда их сыновьям приходил срок идти на военную службу, их признавали негодными из-за умственной, моральной и физической неполноценности.

Находились среди бедняков округа и люди покрепче — эти из гордости никогда не обращались к Элиоту, обходились без его всепрощающей любви. У них хватало духа плюнуть на округ Розуотер и искать работу в Индианаполисе, Чикаго или Детройте. Конечно, устроиться там удавалось немногим, но по крайней мере они хоть не сидели сложа руки.

Черному телефону предстояло сейчас соединить Элиота с шестидесятивосьмилетней старой девой, непроходимой дурой, по мнению большинства. Звали ее Диана Лун Ламлерс. Ее никто никогда не любил. Ее не за что было любить. Она была глупой, уродливой и нудной. В тех редких случаях, когда ей приходилось с кем-нибудь знакомиться, она обычно называла свое имя и фамилию полностью и добавляла загадочное уравнение, по вине которого неизвестно зачем появилась на свет:

— Моя мать — Лун, мой отец — Ламперс.

Эта помесь Лун и Ламперса была служанкой в гобеленово-кирпичном особняке Розуотеров, который считался постоянным местом жительства сенатора, но где на самом деле он каждый год проводил не более десяти дней. Все остальные триста пятьдесят пять дней в году Диана пребывала в двадцати шести комнатах одна-одинешенька. В полном одиночестве она убирала, чистила и скребла без передышки, не имея даже приятной возможности отвести душу — отругать кого-нибудь за беспорядок.

Окончив уборку, Диана удалялась в свою комнату над гаражом Розуотеров, рассчитанным на шесть машин. Сейчас средства передвижения в нем были представлены только фордом-фаэтоном выпуска 1936 года, под который вместо снятых колес были подложены чурбаки, и красным велосипедом с пожарной сиреной на руле. На велосипеде в детстве катался Элиот.

После работы Диана обычно сидела в своей комнате, слушала разбитый зеленый пластмассовый приемник или листала библию. Читать она не умела. Библию свою замусолила до лохмотьев. На столе у ее кровати стоял белый телефон, взятый напрокат, — она платила за него семьдесят пять центов в месяц помимо обычной телефонной платы.

Загрохотал гром.

Диана завопила и стала звать на помощь. Кричала она не зря. В 1916 году молния убила ее отца и мать во время пикника служащих Розуотеровской лесопромышленной компании. Диана не сомневалась, что и ей суждено погибнуть от молнии. А поскольку у нее всегда болели почки, она была уверена, что молния как раз в них и шибанет.

Диана схватила трубку своего белого телефона. Набрала единственный номер, который набирала всегда. Она всхлипывала и стонала, ожидая, когда на другом конце провода отзовется тот, кому она звонит.

Ответил Диане Элиот. Голос его звучал бесконечно ласково, доверительно-отечески, как если бы виолончель заговорила по-человечески на низких нотах.

— Фонд Розуотера слушает, — сказал Элиот. — Чем мы можем вам помочь?

— Опять это электричество за меня принялось, мистер Розуотер! Вот я и решилась вам позвонить. Мне так страшно!

— Звоните в любое время, милая. Я затем здесь и нахожусь.

— Увидите, в этот раз оно до меня доберется.

— Вот проклятье! — Элиот искренне рассердился. — Уж это мне электричество! За что оно вас мучает? Это несправедливо!

— Чем вечно меня пугать да заставлять звонить вам, лучше б оно нацелилось хорошенько да прикончило меня.

— Ну что вы, голубушка! Случись такое, наш город был бы крайне опечален.

— Да кто бы обо мне пожалел?

— Я.

— Ну, вы-то всех жалеете. А еще кто?

— Многие, очень многие, милая.

— О бестолковой-то старухе! Ведь мне шестьдесят восемь!

— Шестьдесят восемь лет — прекрасный возраст.

— Шестьдесят восемь лет жить на свете — ужас как долго! Особенно если за все шестьдесят восемь лет ничего хорошего не было. Со мной за всю мою жизнь ничего хорошего не случалось. Да и с чего бы? Я ведь стояла за дверью, когда господь бог раздавал умные головы.

— Ну, это неправда.

— И оставалась за дверью, когда господь раздавал сильные, красивые тела. Даже в молодости я ни бегать, ни прыгать не могла. Ни разу себя здоровой не чувствовала — ни разу в жизни. С малых лет меня то газы мучили, то ноги отекали, то почки болели. И когда господь раздавал деньги да удачу, я тоже была за дверью. А когда набралась храбрости, вышла из-за дверей да прошептала: «Господи боже, милый, добрый боженька, вот она я!», ничего хорошего уже не осталось. Пришлось богу дать мне вместо носа старую картофелину. И волосы он мне дал — не волосы, а стекловату, и голос как у лягушки.

— У вас вовсе не квакающий голос, Диана. У вас очень приятный голос.

— Как у лягушки, — стояла она на своем. — Там, в раю, как раз прыгала такая лягушка, мистер Розуотер. Господь бог собрался отправить ее на нашу бедную землю, чтоб она здесь заново народилась, но эта старая лягуха была хитрая. «Милый бог, — сказала эта хитрая старуха лягушка, — если тебе все равно, я бы лучше заново не рождалась. Не такая уж радость быть на земле лягушкой». И господь оставил лягушку в раю, и она прыгает себе там наверху, и никто за ней не гоняется, чтоб насадить на крючок да ловить рыбу, и лягушачьи лапки там тоже никому не нужны — никто их не ест. А мне господь бог отдал ее голос.

Снова загремел гром. Голос Дианы поднялся на целую октаву:

— Надо было и мне сказать богу, как та лягушка, — таким, как Диана Лун Ламперс, на земле радости мало!

— Ну, ну, Диана! Ну, ну, — сказал Элиот. Он отхлебнул из бутылки «Южной утехи».

— И почки мне весь день покоя не дают, мистер Розуотер.

— Я бы очень хотел, чтоб вы посоветовались насчет ваших бедных почек с врачом.

— Уже советовалась. Ходила сегодня к доктору Уинтерсу. Он сказал, что у меня не почки вовсе, а голова не в порядке. Все от нее идет. Нет, мистер Розуотер, для меня теперь один только доктор — вы.