Курт Воннегут - Да благословит вас бог, мистер Розуотер, или Бисер перед свиньями

— Я не для того пришел к вам, чтобы вы надо мной издевались.

— А ваш отец в своем завещании не для того назначил нас опекунами, чтобы мы послушно исполняли все, что взбредет вам в голову. Если я, как вам кажется, позволил себе дерзость намекнуть на ваши шансы угодить в святые, так это потому, что мне уже много раз приходилось выслушивать точно такие же глупости от множества молодых людей. Забота о том, чтобы наши клиенты не подались в святые, вот одна из главных задач нашей фирмы. Вы думаете, вы — исключение? Ничуть не бывало.

Ежегодно по меньшей мере один из молодых людей, делами которых мы ведаем, является к нам в контору и провозглашает, что хочет расстаться со своими деньгами. Он только что окончил первый курс какого-нибудь известного университета. И чего он только не узнал! Он услышал о невыносимых страданиях во всем мире. Услышал, сколько миллионных состояний нажито ценой величайших преступлений. Его впервые в жизни ткнули носом в нагорную проповедь.

Он в смятении, он разгневан, его душат слезы. Глухим голосом он требует, чтобы ему сказали, сколько у него денег. Мы говорим. Он корчится от стыда, хотя его состояние зиждится на вещах, абсолютно честных и безвредных, вроде липкой ленты, аспирина, рабочих комбинезонов или, как в вашем случае, метел. Вы, если не ошибаюсь, только что окончили первый курс в Гарварде?

— Да.

— Великолепное учебное заведение. Но когда я вижу, как пагубно оно влияет на некоторых молодых людей, то невольно спрашиваю себя: как же смеют в университете учить состраданию и не обучать одновременно истории? А история, дорогой мой юный мистер Бантлайн, помимо всего прочего, гласит вот что: отказ от своего состояния — поступок никчемный и вредный. Беднякам от этого ни богатства, ни радости — они только становятся нытиками. А благородный даритель и его потомки сами превращаются в таких же ноющих бедняков.

Огромное состояние вроде вашего, мистер Бантлайн, — продолжал старый Мак-Аллистер в тот давний день, много трудных лет тому назад, — это редкое чудо, от него дух захватывает. Вам оно само в руки упало, и вы еще не успели постичь, чем владеете. Чтобы доказать его чудодейственную силу, мне придется прибегнуть к примерам, возможно, обидным для вас. Хотите верьте, хотите нет, дело вот в чем: ваш капитал — самый важный и решающий показатель, по которому вы сами судите о себе и по которому о вас судят другие. Деньги делают вас личностью исключительной. Не имей вы их, к примеру, вы не отнимали бы сейчас бесценное время у старшего партнера фирмы «Мак-Аллистер, Робжент, Рид и Мак-Ги». Расставшись со своими деньгами, вы сразу же станете человеком заурядным, если только вы часом не гений. Ведь вы не гений, мистер Бантлайн?

— Нет..

— Ну вот видите. Впрочем, в любом случае, гений вы или нет, без денег у вас уже не будет ни прежней свободы, ни удобств. Мало того, вы по доброй воле принудите свое потомство прозябать и мыкаться, а когда люди знают, что могли бы жить припеваючи, не растряси их придурковатый предок по крохам все свое богатство, прозябать особенно обидно. Крепче держитесь за ваше чудо, мистер Бантлайн. Деньги — это овеществленная мечта. Жизнь в нашей Утопии почти у всех собачья, недаром ваши профессора так старательно все это расписывали. Но благодаря вашему чуду для вас и для вашей родни жизнь может быть раем! Ну-ка улыбнитесь! Дайте мне убедиться, что вы уже усвоили то, чему в Гарварде не учат до предпоследнего курса: родиться богатым и остаться богатым — не самое тяжкое преступление.

Самолет снижался, приближаясь к Провиденсу. В самолете сидел Норман Мушари и читал «Голос совести консерватора».

Самая большая в мире частная коллекция китобойных гарпунов была выставлена в ресторане «Запруда» в пяти милях от Писконтита. Редкостная коллекция принадлежала Баннц Уиксу, рослому педику из Нью-Бедфорда. Пока Банни не приехал в Писконтит и не открыл свой ресторан и сувенирную лавку «Веселый китобой» при нем, здесь понятия не имели о китобойном промысле.

Банни назвал свое заведение «Запруда», потому что его южные окна выходили на рыбные ловушки Гарри Пены. На всех ресторанных столиках лежали театральные бинокли, чтобы гости могли наблюдать, как Гарри и его парни опоражнивают сети. И пока рыбаки трудились, Банни переходил от столика к столику, со смаком и со знанием дела разъяснял, что и как происходит сейчас в ловушке.

Если гостям хотелось острой ощутить, что и они причастны к промыслу в морской пучине, к их услугам были коктейль «Тунец» — смесь рома, гренадина и клюквенного сока и «Рыбацкий салат» — ломтик ананаса с воткнутым в него очищенным бананом, окруженный заливным из тунца и завитками наструганного кокосового ореха.

Гарри Пена и его ребята знали и про салат, и про коктейль, и про бинокли, хотя сроду не посещали «Запруду». Свое невольное участие в жизни ресторана они иногда разнообразили тем, что мочились с борта лодки. Это у них называлось «вспенить ушицу для Банни Уикса».

Коллекцию гарпунов Банни разместил на необструганных стропилах под стеклянной крышей сувенирной лавки «Веселый китобой». Сувенирная лавка служила как бы преддверием к ресторану «Запруда» и призвана была поражать глаз своей замшелостью. Стеклянная крыша всегда выглядела густо запыленной: ее регулярно щедро опрыскивали аэрозолем «Bon ami» [9] Милый друг (франц.) и никогда не протирали. Тени от стропил и гарпунов крест-накрест пересекали сувенирную лавку. Банни удалось добиться своего: казалось, будто всамделишные китобои, от которых разит ворванью, ромом, потом и амброй, забросили как-то раз к нему на чердак свое снаряжение и того гляди нагрянут захватить его.

Вот по этим-то теням, крест-накрест бороздившим пол, медленно, нога за ногу, прохаживались Аменита и Кэролайн. Аменита задавала тон, всюду совалась первая, разглядывала сувениры со всех сторон, алчно и бесцеремонно.

Банни Уикс резво вбежал в сувенирный магазинчик. Спортивные туфли его поскрипывали, он будто драил подошвами пол. Банни был строен, лет тридцати с небольшим. Глаза его сияли словно фальшивые драгоценные камня, искрились как синтетические сапфиры, подсвеченные огоньками рождественских свечек, — такие глаза непременная принадлежность всех богатых американских педиков. Банни был правнуком знаменитого капитана Ганнибала Уикса из Нью-Бедфорда, того самого, что в конце концов убил Моби Дика. По слухам, не меньше семи гарпунов, развешанных наверху на стропилах, побывали в туше Великого Белого Кита.

— Аменита! Аменита! — ласково воскликнул Банни. Он обнял ее, крепко стиснул. — Ну как ты, моя девочка?

Аменита фыркнула.