Василий Курочкин - Поэты «Искры». Том 1

Жестокий цензурный режим, непрерывные преследования свободной мысли способствовали выработке у многих революционных или оппозиционно настроенных писателей, преимущественно у сатириков, особых методов изображения действительности и выражения своего отношения к ней, особой поэтики. Постоянно пользовались приемами эзопова языка и искровцы. Они должны были зашифровывать свои взгляды, а зачастую и объекты своих нападок. Разумеется, нужно было делать это так, чтобы цензор не догадался или, во всяком случае, не имел оснований для придирок, а читатели понимали, в чем дело.

Но многое из того, что было понятно людям середины XIX века, пропадало для читателей последующих поколений. Скользя взглядом по тому или иному стихотворению, они часто даже не подозревали, что в совершенно невинных на первый взгляд словах заключено что-либо, кроме того, о чем прямо говорится. Да и мы без соответствующих разъяснений не видим их скрытого, иногда очень острого политического смысла.

В стихотворении Н. Курочкина «Ода на современное состояние Франции» есть строка: «Горят огнем широкие бульвары». Слово «широкие» напечатано курсивом. Это не случайная типографская ошибка. Курсив имеет определенный смысл, он намекает на следующий факт. При Наполеоне III была произведена перепланировка Парижа — многие улицы были расширены, были разбиты новые бульвары и сады, причем одной из главных причин этой перепланировки было стремление правительства, напуганного событиями 1848 года, сделать более затруднительными сооружение баррикад и ведение уличных боев. Как видим, намек этот весьма существен в общем контексте стихотворения, в связи с обращением поэта к революционному прошлому Франции и словами о превращении Парижа в «клубничный Вавилон».

В стихотворении В. Курочкина «Благоразумная точка зрения» есть строка: «С соблюдением мер и границ ». Читатель не обратит на нее особого внимания, если не знает, что «Меры и границы» — заглавие статьи Б. Н. Чичерина [28] «Наше время». 1862, 3 янв. . Это — первая из цикла его статей, проникнутых охранительными тенденциями и ненавистью к революционной мысли 1860-х годов и наделавших в свое время много шуму. Еще пример. В. Курочкин перевел стихотворение Беранже «Навуходоносор». В России перевод не мог быть напечатан и распространялся в списках. В переводе упоминается между прочим «Северная пчела» Булгарина, которой нет, конечно, в оригинале:

Этой деталью — упоминанием «Северной пчелы» — действие сразу же переносится в Россию. Но еще более примечательны строки: «Был съеден незабвенный царь» и «Как в бозе сгнил последний царь», тоже якобы переведенные из Беранже. «Незабвенным нашим родителем» был назван Николай I в манифесте Александра II по поводу его смерти и своего вступления на престол. Это выражение не раз служило предметом насмешек. Иронически назвали Николая «незабвенным» Герцен и Огарев, и по их почину насмешливое словечко, содержащее оценку всего николаевского царствования, вошло в обиход, получило широкое распространение. «В бозе сгнил» — пародия на слова о смерти особы царствующего дома: «в бозе почил». Таким образом, «Навуходоносор» в переводе Курочкина сливается с Николаем I, как и сам Беранже имел в виду в своем стихотворении нравы и порядки двора Людовика XVIII [29] Следует отметить, что сопоставление Николая с Навуходоносором было, по-видимому, в ходу. Так, в стихотворении А. С. Хомякова «Навуходоносор», написанном за несколько лет до этого, в 1849 году, содержится, по свидетельству П. И. Бартенева, явный намек на Николая I (Хомяков А. С. Стихотворения. М., 1910. С. 155–156). Ср. также слова Каткова, сказанные им после смерти Николая I, в пору своего либерализма: «Если б император Николай восторжествовал, то трудно и представить себе, что сделалось бы с ним; он уподобился бы Навуходоносору — вышел бы в Летний сад и стал бы щипать траву» (Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы. Л., 1929. С. 90). .

Много подобных намеков и у Минаева. Так, юмористические куплеты «Роковое число» [30] «Искра». 1871, № 11. Стб. 324. Библиографические сведения даны в статье лишь для стихотворений, не вошедших в настоящее издание; сведения об остальных приведены в примечаниях. кончаются строками:

Без сомнения, речь идет здесь о III Отделении.

В большинстве случаев намек содержится в одной или нескольких деталях, но иногда он является ключом к общему замыслу произведения. Своеобразная игра намеками лежит в основе стихотворения Минаева «Современные стансы» [31] Минаев Д. Д. Всем сестрам по серьгам. Спб., 1881. С. 5–6. , где в конце каждой строфы повторяется:

Но предполагаемое и ожидаемое слово «конституция» ни разу так и не произносится: читателю все время дается иная, цензурная и, разумеется, мнимая разгадка («концессия другая, третья», «консервативная газета», «кончина бабушки богатой», «конно-железная дорога» и пр.). Однако эти мнимые разгадки не только не устраняют из его сознания подлинной разгадки, а еще сильнее влекут его мысль к подразумеваемому, хотя и не произнесенному слову.

Широкое использование намеков было вызвано цензурными условиями, невозможностью говорить о многих вопросах прямо и открыто. Но не всегда, конечно, это явление связано непосредственно с цензурой. Нередко на недосказанности и иносказании, рассчитанных на догадливость читателя, построен комический эффект произведения. Намек, недосказанность иногда служат своеобразным художественным средством, возбуждающим активный интерес читателя к факту или явлению, о котором пишет поэт. Герцен отметил специфическое отношение между писателем и читателем, возникающее при этом. «Иносказательная речь, — читаем в его сочинении „О развитии революционных идей в России“, — хранит следы волнения, борьбы; в ней больше страсти, чем в простом изложении… Говорить так, чтобы мысль была ясна, но чтобы слова для нее находил сам читатель, — лучший способ убеждать… Читатель, знающий, насколько писатель должен быть осторожен, читает его внимательно; между ним и автором устанавливается тайная связь: один скрывает то, что он пишет, а другой то, что понимает» [32] Герцен А. И. Собр. соч. М., 1956. Т. 7. С. 217. .

Среди разнообразных сатирических приемов, которыми пользовались искровцы, следует остановиться подробнее на одном, к которому они прибегали особенно часто. Это прием «маски», повествования от имени подставного лица, которое не только не тождественно с авторским, но служит основным объектом сатирического разоблачения. Таким образом мы как бы присутствуем при самораскрытии и саморазоблачении героя. Общий смысл такого построения заключается в том, что враждебный поэту образ мыслей доводится до логического конца и вместе с тем до предельной уродливости и развенчивается как бы изнутри. Иногда, впрочем, маска просто создавала позицию, с которой было легче говорить на запретные темы. Так обстоит дело в «Письме из России Фукидзи-Жен-Ициро к другу его Фукуте Чао-Цее-Цию» В. Курочкина.