Дмитрий Минаев - Поэты «Искры». Том 2

И страж градской подводит лихача…

Вот и жду не дождусь, чтобы глянула ночь
И облекся весь сад тенью ясной:
На свидание выйдет соседкина дочь;
С ней в аккорд мы сольемся безгласный.

И потом уж вдвоем с баловницей моей
До истомы читать станем Фета,
А сведут нас тесней упоительный Мей
Да языковских два-три куплета.

Разольют аромат каприфоли тогда,
Соловьи сладострастно засвищут;
Мы же с ней без следа неизвестно куда
Пропадем… и нигде нас не сыщут!..

Ах, взгляните: закрывает тучкой боязливо
Бледный, томный лик свой интересная луна;
Робко в озеро склонилася ветвями ива;
Боязливая целует их тайком волна;
Ветерок украдкой бродит в липовой аллее,
И привет ему деревья робко шелестят;
Дергачи во ржи трещат слабее и слабее;
Соловьи над розами от робости молчат…
Вы взглянули!.. перемена прежних декораций!
Тучки нет уже, луна приветно светит вновь,
Исполняют соловьи под сению акаций
Ряд блестящих, звучных, гармонических варьяций
На мотивы нежные: «взаимная любовь…»
Прежней робости ни в чем как будто не бывало
С той поры, как вы, мой друг, ее погнали прочь…
О! еще б такая перемена не настала,
Когда милая, дрожа, певцу презентовала
«Тихо, всю в одно лобзанье слившуюся ночь!»

Появилась головка в окне,
И поэтик ее вопрошает:
«Вы ли свет сообщили луне,
Или вас ее луч озаряет?
Самому рассудить мне невмочь —
Ваши ль дивные черные очи
Разожгли сладострастнее ночь
Или млеют они негой ночи?

Этот нежный румянец ланит
Уж не розы ли вам поставляют?
Или сами они колорит
С щечек ваших тайком похищают?..»
Ничего не сказала она,
Только губку слегка закусила
И, сомненьем таким смущена,
Поскорее окно затворила.

Не томите… выходите,
Моя милая!
А какая ночь, взгляните,
Молчаливая!
В повилике без улики
Жду заране я
Разговоров о клубнике
И лобзания…
Без огласки ваши глазки,
Ваша талия
Встретят пламенные ласки —
И так далее…

Вы не поверите, что мне недавно приснилося!
Будто минувшее наше опять возвратилося;
Лиры тридцатых годов вновь звучат тихострунные;
Будто восстали из тлена Ершовы, Трилунные,

Ожили с ними ручьи, соловьи перекатные,
Пеночки, просеки, гроты, поля ароматные —
Всё это будто бы снова у нас водворилося…
Крайне прискорбно, конечно!
А всё же приснилося…

Душе становится легко хоть на мгновенье,
Как напечатаешь свое стихотворенье,
И мил тогда нам строк печатных самый вид,
Стих каждый как-то так приветливо глядит…
И всё равно: то наш ли будет плод
Или чужих стихов тяжелый перевод,
Измены горечь в нем, любви ль взаимной нектар
И весь ли свет его восторженно прочтет
Иль только пробегут редактор да корректор.

Я верю: меня ты любила,
Да я-то тебя не любил;
Меня ты еще не забыла,
Тебя я давно позабыл.

Меня ты когда-то любила,
Тогда я тебя не любил;
Теперь ты меня позабыла —
И что ж? я тебя не забыл.

Ты меня любила,
Я тебя любил,—
Ты меня забыла,
Я тебя забыл.

В самом деле, шли бы вы на взморье,
Где в жемчужных звуках грохот льется.
Вот где петь, так точно уж раздолье —
Пойте всё, что на душе споется…
Спелся вздор (ведь может же случиться!),
Так никто о нем и не узнает;
Над певцом там некому глумиться:
Водяной пародий не слагает!
Только знайте рифмами играйте:
Моря — вторя — лилий — белых крылий…
Много весу мысли не давайте —
Песнь споется без больших усилий.
А устали вы от песнопений,
Наигрались в трелях ночи нежных —
Ждет вас много новых наслаждений,
Скромных, чистых, самых безмятежных:
Понабравши ракушек в лукошко,
Рикошетом в море их швыряйте,
Иль, пожалуй, помяучьте кошкой,
Или хохот по морю пускайте!
Но печатно в этом развлеченьи
Лучше б вы не делали признанья:
Что как вдруг да всё стихотворенье
За ребячье примут лепетанье?

Ох, время тяжкое настало!
Нам смерть голодная грозит:
Случевский, гений небывалый,
«Молчанье строгое хранит».

Не слышно страстных песен Кроля,
Давно немотствует Кусков,
З. Тур молчит… нет, ваша воля,
А против нас устроен ков!

Вот Страхов вдруг исчез куда-то,
А он так много обещал,
Когда кометою мохнатой
Нам в «Русском вестнике» сиял!

Крестовский наш ушел на взморье:
Сбирает ракуш — p’tit malin! [169]
Пропало важное подспорье!..
Donnez, messieurs, aux orphelins! [170]

Иль разве мы еще не сиры?
Увы! поэтиков тех нет,
Под чьи цевницы, дудки, лиры
Легко слагался наш куплет!

Ах, мы и голодны и нищи,
Как истощился весь запас
Рифмованной духовной пищи,
Какой они питали нас!

И вот мы в страхе и печали
Возносим к вам свой томный глас:
Уж вы для славы пописали,
Создайте что-нибудь для нас!

О, не оставьте меньших братий!
Внемлите нашему refrain [171]:
Не всё творить для хрестоматий —
Donnez, messieurs, aux orphelins!