Иван Виноградов - Нонешняя сказка про Ивана-дурака

— Чего их шукать-то? Сушняк, вон, повсюду валяется. Сделай шаг — и бери.

— Вот ты и сделай шаг, Ваня, — ласково предложил Спонсор. — А я тебе еще один инвалютный рупь прибавлю.

— Ну и лоботрясы вы, как я погляжу! — покачал Иван головой. Но все-таки в лес направился, набрал там сушняку и приволок на поляну чуть ли не целый воз.

— Только глядите мне тут! — наказал Спонсору. — Лес не подожгите.

— Мы его лучше со временем вырубим, — отвечает тот весело. — Хорошие доллары получим. А ты, Ваня, сообразил бы для нас свежих грибков-ягодок. Я тебе за это и красненькую не пожалею.

— Это которую ж из них? — начал Иван повнимательнее оглядывать девиц полуголых, что снова толклись на поляне, как мошки-толкунцы перед хорошей погодой.

— Красненькая — это червонец, милый мой дуралей! Десять рублев, — пояснил Спонсор.

Ивану же стало противно слушать про рубли да червонцы и еще сообразил он, что хотят его тут в работника превратить, то есть затевают вернуть старинную кабалу. Но не на такого напали!

— Надо вам, так сами и собирайте!

Он уже повернулся к лесу, чтобы домой идти, как вдруг предстала перед ним дева. Русалка не русалка, чертовка не чертовка, но такая вся, как если бы русалку и чертовку и ангелицу небесную в одном теле совместить и выставить. Иван почувствовал, как его начинает пробирать непонятная скрытая дрожь и вроде бы жарко становится, а сам глазами обалдевшими все по голым ее плечам да по груди невозбранно шастает. И хорошо ему, и непонятно, и домой уже не тянет.

— А если я с тобой по грибы, по ягоды пойду — согласишься? — спрашивает дева и улыбается так, что сразу видно: ответ знает.

Иван тоже знает его, и рот у него приоткрывается, чтобы сказать что-нибудь, но язык словно прирос к небу, и голоса тоже нету. Прямо беда с этими женщинами: какая ни встретится — тут же колдовство начинается.

— Ну так что, Ваня, пойдешь со мной? — повторяет дева вопрос.

— Эх, мать честная! — прорезался наконец у Ивана голос. — Где наша не пропадала! Пошли-потопали!

— Далеко ль идти нам? — спрашивает дева.

— Да вот тут, за кустики.

— За кустики — это правильное направление…

Иван уже осмелел и крепко ухватил деву за руку, а потом и на руки ее легко вскинул, сам себя не узнавая. Ломит прямо через кустарник — только ветки трещат. Промахал и сквозь малинник, сплошь усыпанный спелыми ягодами.

— Куда это ты прешь, Ваня? — спрашивает дева. — Вон они, ягоды

— На травушку-муравушку, — отвечает Иван.

— А ты, я вижу, не такой уж дурак, — смеется дева заманчиво.

— Да уж какой есть…

То ли он сам в одночасье поумнел, то ли дева добавила ему сообразительности, но вышло так, что оба они напрочь забыли про грибы и про ягоды и занялись совсем другим, еще более сладким делом, которое дуракам разве что в предутренних снах видится. И так это было завлекательно, так обоим понравилось, что и сами себя они вроде как забыли, не говоря уже о тех людях и о самом Спонсоре, что на полянке толклись. Для Ивана не осталось в жизни ничего стоющего, кроме этого чуда в образе женщины, она же все никак не могла поверить, что оказалась у Ивана первой, и это было для нее вроде как лестно. Все у них пошло на полную откровенность, и все Иван про себя рассказал, ничего не утаил, даже и про русалок и про Серебряную женщину. Подружка его, хотя и уклонялась вначале, не хотела про себя рассказывать, потом все же решилась:

— Ну, если тебе так хочется, скажу: я — обыкновенная интердевочка.

Иван оглядел ее с ног до головы, ничего не оставляя незамеченным, и сделал вывод вполне логичный, как сказала бы Серебряная женщина:

— Какая же ты девочка? Вон какая вся взрослая!

Дева расхохоталась.

— Ты не слыхал, что такое интердевочка? Ну а что такое валютная проститутка — сечешь?

— Откуда мне знать про вас?

— Во чумак! А что такое потаскушка, давалка… ну просто блядь, говоря по-русски?

— Не смей так говорить про себя! — прикрикнул тогда Иван. — Ты — царевна!

Заморгала дева своими ненормально длинными ресницами, глаза ее чистой влагой наполнились.

— Ваня, — просит умоляюще. — Скажи еще раз.

— Я ничего по два раза не повторяю.

Дева протерла глаза кулачком и спрашивает:

— А как насчет того, чем мы тут на траве занимались?

— Ето-то, понятно, можно…

Словом, когда кинулась Иванова царевна вместе с ним на полянку вытоптанную, там уже никого не застали. Валялись на траве только пустые бутылки, банки, обертки да всякий другой послечеловеческий мусор.

— Забыли меня… бросили, — захныкала бедная девушка.

— Да не жалей ты о них! — стал утешать ее Иван. — Пойдем ко мне — и живи сколько хочешь.

— В деревню, что ли?

— А куда ж еще?

— Дурачок! Я же с иностранцами, за деньги работаю.

Иван достал из своих синих в полоску посконных штанов два заработанных у Спонсора рубля.

— Вот они! Курвертимые!

Дева то плачет, то хохочет, то головой мотает от горя и безутешности. И начинает уже поёживаться, поскольку в лесу к вечеру прохладно становится, и в такой, как у нее, одежонке явно неуютно бывает.

— Деваться некуда, — согласилась, — пойдем к тебе. Найдешь ты для меня какую-нибудь запасную рубаху?

— Да хоть десять! Бабкин сундук еще с прошлой жизни стоит и ни разу не открывался. Там все есть. Даже приданое найдется.

— Если так долго стоит, там уже все сгнило.

— Бабкино не гниет, оно все льняное, хорошее. А если что, так соткем и сошьем новое.

— Ты и это умеешь?

— А кто же за меня все делает?

Пришли в деревню. Избы выстроились в рядок, но все слепые, с заколоченными окнами, а в печных трубах галки поселились. Завидев так много людей — вдвое больше, чем всегда! — они стали взлетать, загалдели, закричали и половину неба сплошным черным крылом закрыли.

— Кыш, проклятые! — схватил Иван камень с дороги и запустил в стаю.

Черное крыло удалилось за деревню с шумом и гамом.

А впереди Иванова изба празднично засветилась своими чистыми окнами, уже начинавшими розоветь от закатного солнышка. Резное крылечко еще издали позвало хозяина и гостью, на крыше золотой петушок повертел головой и проскрипел что-то радостное. И сразу дымок из трубы пошел — это Иванова печка сама собой затопилась, чтобы для хозяина ужин поспел.

— Иван, да это же сказка! — не выдержала тут девица.

— А я как раз тут и живу, — степенно ответил Иван.

И повел свою гостью в сени, потом в холодную половину избы, где бабкин сундук стоит, железом окованный. Начал Иван вытаскивать из него старинные наряды, гостья, тут же кинулась примерять их на себя — и вот шум подняла:

— Это же типичное ретро, Ваня! Это же настоящий, натуральный а ля рюс! Ой, если б увидели мои девки — с ума бы посходили!.. А можно я вот еще это и это возьму?