Вениамин Каверин - Снегурочка и космополитизм

— Память — это ключ от былого. Иногда этот ключ тяжелее замка. Если прежде я пользовался ключом воображения, то теперь в моих руках другой ключ — память. Я прожил большую жизнь, многое видел, пережил, многих знал. Вспоминая в этих книгах детство и юность, разочарования и успех, друзей и врагов — прожитые годы, я ощущаю необходимость вглядеться в прошлое, понять, что сделано и чего не сделано в жизни. Для людей моего возраста стремительность потока истории особенно ощутима.

— Вениамин Александрович, во многих ваших книгах вы размышляете об ответственности, нравственности и, достоинстве ученого. Если я не ошибаюсь, в «Открытой книге» впервые в художественной литературе один из ваших героев — Дмитрий Львов — на научной конференции выступил с парадоксальной для того времени идеей о вирусной природе злокачественных опухолей…

— Люди науки, с которыми я в жизни много общался и дружил, стали героями многих моих книг по очень простой причине: они вынуждены говорить правду, так как их работа всегда может быть проверена другими исследователями.

В молодости, в Ленинграде, я был близок с Абрамом Федоровичем Иоффе, Николаем Николаевичем Семеновым и другими — они активно участвовали в нашем научно-литературном обществе, созданном в то время при Союзе писателей. Позже, живя в Москве, общался с физиком Петром Леонидовичем Капицей, геологом Александром Леонидовичем Яншиным. Это были не только выдающиеся ученые, но в высшей степени интеллигентные люди, прекрасно разбирающиеся в литературе и искусстве. Они не раз помогали мне — консультировали в сложных вопросах науки.

Прообразом ученого-медика Львова в романе «Открытая книга» стал мой старший брат Лев Александрович Зильбер, академик АМН СССР, известный микробиолог и иммунолог, один из создателей вирусной теории рака. В молодые годы он оказал на меня большое влияние своим целеустремленным характером, широким кругом интересов и друзей, среди которых был Юрий Тынянов, ставший впоследствии моим учителем в литературе и другом. Вообще профессиональная деятельность старшего брата и его коллег послужила материалом для многих моих произведений.

А вот прототипом моей героини Тани Власенковой была создательница первого советского пенициллина профессор Зинаида Виссарионовна Ермольева, с которой мы дружили много лет.

— Перечитывая эти книги, особо выделяешь те мысли и суждения, которые так созвучны сегодняшнему дню: обличающие косность и авантюризм, бюрократизм и приспособленчество в науке. В «Двойном портрете», создавая образ биолога Снегирева, вы имели в виду противоречивую фигуру академика Лысенко и его клан? Сейчас ваш роман во многом перекликается с произведением Владимира Дудинцева — романом «Белые одежды».

— В пору, когда я писал «Двойной портрет» — о деятельности, связанной с ложной теорией академика Лысенко, которая столь драматически преломилась в судьбах честных ученых и в немалой степени извратила развитие отечественной биологии, — рукопись попала к Ю. Тынянову. Он вернул ее мне, сказав, что к явлению, которое требует очень глубокого проникновения, я отнесся поверхностно, описав его так, что скрытым оказалось его главное противоречие.

Дело в том, что в то время мы плохо знали, как же на самом деле обстоят дела, не отдавали себе ясного отчета в подлинной сущности людей типа Лысенко. Не хватало воздуха гласности и демократии. Так незнание или полузнание правды сказалось на моей литературной работе, а это в конечном счете наносит урон профессиональному достоинству писателя. Однако в последнем варианте романа мне, кажется, удалось показать торжество правды над ложью и обманом, торжество доброты и мужества над трусостью и делячеством. Помню, после выхода романа в свет, в 1964 году, Корней Чуковский написал мне: «…Вы показываете на живых и необыкновенно убедительных примерах, какова была та атмосфера, в которой рождались Лепешинские, Лысенко, Презенты и другие…»

В романе «Белые одежды» Дудинцев смело и открыто, а главное убедительно показал, как в условиях трудной борьбы пробивается истина, побеждает сила человеческого духа, торжествует вера в правду и справедливость.

— В годы Великой Отечественной вы были военным корреспондентом. Какими фронтовыми впечатлениями особенно дорожите?

— Мне памятны бои осенью сорок первого года под Ленинградом. Я часто выезжал на фронт, особенно в дивизию ополченцев, державшую оборону под Славянкой. О тех фронтовых поездках написал эссе для журнала «Новый мир».

В те суровые годы подвиги совершались не только на фронте. Проявления героизма каждый день наблюдал и в блокадном Ленинграде. Видел детей, которые в свои двенадцать-четырнадцать лет, пережив гибель родителей, голод, холод, продолжали бороться против смерти, вносили свой вклад в Победу, наравне со взрослыми работали на станках, в госпиталях, находились на огневых позициях. Это об их мужестве я написал в 1942 году рассказ «Самое необходимое». По горячим следам создавались рассказы «Кнопка», «Русский мальчик», «Кукольный мастер» и другие. Всего за годы войны написал тридцать два рассказа, основанных на подлинных фактах.

В Ленинградском отделении ТАСС я пробыл не так долго, сказалась блокада, сильно пошатнулось здоровье, и меня перебросили на Большую землю. Получив месячный отпуск для отдыха, занялся розыском семьи, с которой в начале войны были потеряны всякие связи.

На Северный флот, в Полярный, я приехал военкором «Известий». Здесь я ближе познакомился, а потом и подружился с подводниками и летчиками-торпедоносцами. Эти мужественные, сильные люди и сегодня у меня перед глазами…

— Вероятно, на основе этих впечатлений создавались не только вторая часть «Двух капитанов», но и повесть «Семь пар нечистых», и роман «Наука расставания»?

— Знаете, я долго не писал о том, чему был свидетелем в те годы. Военная тема заняла огромное место в нашей литературе, и мне казалось, что я не сумею сказать свое слово. Прошли годы. Перебирая в памяти события той поры, я как-то вспомнил очень трогательную и трагическую историю любви одного из офицеров-подводников. Я был свидетелем, как встретился он в Полярном с невестой. Они провели вместе всего несколько дней. Потом моряк ушел в поход, по возвращении из которого они хотели расписаться. В Полярном загса не было, поэтому будущие супруги собирались в Мурманск. Но поездку неожиданно пришлось отложить: командование срочно направило командира подводной лодки в новый сложный поход, из которого он не вернулся. Девятнадцатилетняя девушка осталась одна, так и не став женой любимого человека… Эти острые воспоминания были побудительным мотивом для создания романа «Наука расставания».