Надежда Первухина - Принцесса с дурной репутацией

В пансионе на ужин нам давали стакан теплого молока с омерзительными пенками и подсохшие, оставшиеся от завтрака булочки. Ни то, ни другое я терпеть не могла. Видимо, крыса прочла и эти мысли, потому что сказала:

– Понятно. Тогда я закажу на свой выбор. Паровые котлетки из филе рябчика под сырным соусом, пенджабский рис с медом и пряностями, тарталетки с осетровой икрой – наверняка ты в жизни такого не пробовала, детка, и… пирожки! Конечно! Как я мог не прочесть это в твоих мыслях сразу! Ты же обожаешь пирожки! Хорошо! Изволь. С дюжиной разных начинок, полный поднос! И… вино. Тоже выберу сам. В этом сезоне принято пить слегка подогретое инкерское. Тебе понравится.

– Я никогда не пила вина, мессер.

– Поверь, в этом нет ничего ужасного. Тем более что у меня к столу подают все только лучшее, и тебе не грозит опасность захмелеть от какой-нибудь гадкой сливянки.

– У вас к столу, мессер? Но кто вы?!

– Об этом мы поговорим позже. А пока – приятного аппетита!

И на пустых серебряных тарелках сами собой появились такие ароматные кушанья, что мой рот вмиг наполнился слюной, а живот заурчал, как голодный оборотень. Я принялась пожирать котлетки, заедая их пирожками, и только когда первый голод был утолен, сообразила, как неприлично выгляжу перед хозяином этого великолепия. Обжора! Чавкающая обжора!

– Простите, мессер, – я покраснела.

– Ничего, дорогуша. – Крыса сидела и пристально наблюдала за мной, вертя в лапке серебряный бокал. – Ты юна, а юность всегда голодна. Тебе не нужно передо мной чиниться. Но отведай вина! Возьми в руку свой бокал.

Я повиновалась и увидела, как в моем пустом бокале вдруг появилось вино, темное, ароматное, густое.

– За наше знакомство! – поднял бокал мессер.

Я сделала глоток. Восхитительно! Такое впечатление, что меня поцеловали розы и ангелы!

– Нравится?

– Да, мессер, – я выдохнула. – В жизни не пробовала ничего подобного.

– Ничего особенного, дорогуша, – отмахнулся крыс. Теперь я буду называть его так. – Тебе предстоит попробовать немало прекрасных вин и отменных яств, поверь, уж я-то знаю.

– Откуда? То есть я понимаю, мессер, вы, наверное, волшебник…

– Хи-хи, дорогуша, я куда более могуществен, чем любой волшебник в этом мире или в других мирах. Но речь не обо мне.

– Почему не о вас, мессер? – я сделала еще глоток. – Я совсем не знаю, кто вы и как вас зовут.

– Люция, в тебе есть наблюдательность, и даже пирожкам с начинкой из тертых креветок ее не заглушить. Это мне нравится. Это говорит о том, что в других ситуациях ты не дашь незнакомому собеседнику увлечь себя и всегда останешься при своем. Храни это качество, девочка, воспитывай его в себе, и никто не застанет тебя врасплох.

– Но вы так и не ответили… Вы мне заговариваете зубы, мессер, да?

– О нет. Конечно, я отвечу. Да, ты можешь называть меня волшебником, ибо волшебство во всех его видах также является одной из моих многочисленных способностей. А вот имени своего я тебе не скажу.

– Почему, мессер?

– Никто из живущих сейчас или прежде не может узнать мое имя и после этого остаться в живых, лапочка. Это имя само по себе так могущественно, что превратит в пар любого, кто только подумает о нем, не то что произнесет. Но чтобы нам было легче общаться, ты можешь называть меня, например… Софус. Если ты хорошо знаешь старолитанийский диалект, то ты понимаешь, что означает это слово.

– Софус… Мудрец?

– Совершенно верно, дитя. Итак, можно считать, что мы познакомились. Продолжай ужинать, поскольку я чувствую, что ты еще голодна.

– Но, мессер, у меня так много вопросов!

– Хорошо, задавай. Я стану отвечать.

– Для чего вы появились здесь, в карцере, мессер? Для чего устроили все это?

– Хи-хи, можешь считать меня любителем маленьких глупых девочек, попавших в беду.

– Но…

– У меня есть на тебя планы, дорогуша. Я как раз затеваю одно дельце, и мне не помешала бы помощь маленькой глупой девочки.

– Я не маленькая и уж отнюдь не глупая, мессер Софус, иначе вряд ли вы пришли бы мне на помощь, верно?

– Ну, не обольщайся. Я помог бы и другой девочке, оказавшейся в этот момент в этом месте. Так состыковались грани.

– Какой момент? Какое место? Какие грани, мессер?

– Тебе это пока не нужно знать. Знай только одно: я могу изменить твою жизнь. Изменить ее к лучшему, Люция. И я сделаю это, если ты пойдешь мне навстречу. Понимаешь?

– Я должна что-то сделать для вас, мессер? В обмен на лучшую жизнь?

– Именно. Но это случится не сразу. Мы будем большими приятелями, Люция, и ты сама поймешь, когда ты сможешь отплатить мне за то, что я сделаю для тебя. А я изменю твою жизнь с первым ударом часов, которые скоро пробьют полночь. О пансионе, монахинях и своих одноклассницах ты отныне будешь вспоминать только с усмешкой. Твоя жизнь станет прекрасной, счастливой, богатой. Ты получишь все, о чем только может мечтать человек.

– Это правда, это не розыгрыш?

– Дитя, мне ни к чему тебя разыгрывать. Ты нужна мне. Так сложились грани. А я пригожусь тебе, уж поверь. А теперь выпей еще вина.

Я допила остатки вина в бокале и поняла, что объелась и хочу спать. Последнее, что я помнила об этой ночи, – как ложусь на кушетку, утопая в мягких подушках, укрываюсь одеялом и слышу отдаленный бой монастырского колокола, возвещающего полночь.

Я проснулась от визгливого скрипа двери, что вела в мой карцер. Разлепив веки, я увидела на пороге одну из послушниц аббатства.

– Вставайте, барышня Веронезе, меня послала за вами мать настоятельница.

– С чего бы это? – пробурчала я. Ужасно болела голова, словно изнутри ее кололи раскаленными вязальными спицами. Рот пересох, и тело было ватным. Что такое со мной произошло? Я заболела в этом карцере?

– Я плохо себя чувствую, – сказала я послушнице.

– Поспешите, – притопнула ногой она.

Я встала и поплелась следом за ней. Свет ламп в коридоре казался слишком ярким, воздух слишком холодным, а звуки чересчур громкими. Что со мной произошло? Наверное, я плохо спала ночью.

Послушница остановилась со мной возле двери настоятельницы и постучала.

– Войдите, – услышала я.

Мы вошли.

Келья настоятельницы была выдержана в белых тонах – занавески, ковры, чехлы на мебель. От этого белого света мои глаза словно ослепли. Я закрыла их и резко втянула в себя воздух.

– Люция, что с вами? – услышала я голос аббатисы.

– Я плохо себя чувствую, матушка, – пробормотала я. – Наверное, это простуда.