Андрей Белянин - Честь Белого Волка

– Ох, да что ж так сразу кидаешься на сонного старика. Может, подойдёшь завтра поутру в хоромы мои да по-людски за чаем всё обсудим?

– Легко. Конечно, я могу подойти. Но кто помешает вам сейчас ответить на два простых вопроса?

– Очень непростых, – оборвал меня Капитан и повесил трубку.

Всё, абзац, типа вот и поговорили. Я как раз достал из кармана ключи, чтобы открыть кодовый замок в подъезд, когда…

– Белый Волк? – раздалось за моей спиной.

Я обернулся, изо всех сил демонстрируя максимальное удивление. Сзади стоял двухметровый парень спортивного телосложения, с короткой шеей и раскачанными плечами.

– Пошли, чё.

– Куда?

– А те не без разницы? – Он демонстративно похрустел кулаками.

Я покорно опустил голову, сделал шаг вперёд и врезал ему носком ботинка между ног. Здоровяк без писка мягкой кучей осел наземь, выпучив глаза.

– Если у вас уже никогда не будет детей, то и не надо. Не каждому уроду стоит размножаться, верно?

Похлопав его по плечу, я спокойно вошёл в подъезд. Кто это, от кого, зачем, с какой целью припёрся, куда звал, пусть выясняют спецслужбы. Мне оно не слишком интересно, хотя я отдавал себе отчёт в том, что это нападение не случайно.

Ну сами подумайте, какой левый гопник станет называть вас Белым Волком?! Только тот, который точно знает, на кого ему приказано наехать, и надеялся решить всё без лишнего шума. Хотя вообще-то даже маленьким детям известно из сказок, что волки в целом имеют обыкновение кусаться.

Лифт без проблем доставил меня на восьмой этаж. Никаких пришпиленных картинок или угрожающих надписей на нашей двери не было. Дом тоже встретил уютной тишиной. Я осторожно скользнул в прихожую, закрыл за собой дверь, запер замок и на цыпочках прокрался на кухню.

– Привет, па…

Там сидела Хельга в домашнем халате, перед ней дымилась (неправильное слово, это же пар) чашка какао.

– Привет, милая. Почему ты не спишь? Завтра в школу.

– Нам надо поговорить о Метью.

– Уф…

– Это не ответ, – несколько нервно предупредила моя дочь. – Мы с ним дружили, обнимались, могли бы даже переписываться, если бы ты установил вай-фай в замке Кость. Ок, я знаю, что тебе это нельзя. У тебя устав и прочие заморочки, да?

– Лапка, – я сел рядом на железный диван и обнял её за плечи, – я всё понимаю. Интернет в Приграничье проведут не скоро, но, если тебе это так важно, всегда можно найти способ передать ему твоё письмо. Это не запрещено правилами.

– Правда?

– Нет, честно говоря, ещё как запрещено. Но если мы подключим к этому делу твоего Десигуаля, то вряд ли Комитет станет так уж копаться в мелочах…

– Папуль, а тебе за это ничего не будет?

– Знаешь, а мне оно уже непринципиально. Я волнуюсь за тебя. Да, возможно совершая не самые правильные шаги, но тем не менее. Прости.

– Тебя опять пытались убить.

– Да, немножко.

– Как им не надоест, а?

Хельга прильнула светлой головой к моему плечу. Если кто-то не в курсе, эта девочка может завернуть узлом гриф от штанги, даже не задумываясь, что она сделала. Я люблю ее, она моя единственная дочь, и никто не отнимет у меня ее улыбку.

Она полюбила мой замок, она не раз была за Гранями, она встречалась со своей матерью, училась у неё, побеждала и скромно возвращалась домой. Кто бы чего ни думал по этому поводу, я вынужден признать, что наше дитя действует по собственной воле. Инфантильной девочкой её никак не назовешь, да и кто бы рискнул…

Мы обнялись, она чмокнула меня, я расцеловал в обе щеки её, и довольная Хельга отправилась к себе писать письмо юному королю. Белый цверг, зевая, вышел из-за холодильника, поднял вверх большой палец, словно подтверждая, что я поступил правильно, и вновь рухнул на свой коврик. Дожили, этот тип уже смеет одобрять или не одобрять мои поступки. Кажется, дальше терять авторитет уже некуда.

– Моя девочка выросла, – признался я сам себе, входя в спальню и с тоской глядя на старый гобелен. – Что я могу с этим сделать? Ничего. Просто принять это как данность, не отрицая право её выбора. Потому что если она вдруг сделает неправильный выбор своего мужчины, то это будет её собственная проблема, а не моя вина.

Вы можете сколько угодно судить меня за отцовскую беспечность и равнодушие, но это правда. Никто не любит мою дочь больше, чем я. Она это знает. Я это знаю. Кого-то что-то не устраивает, тогда за разъяснениями ко мне или к Хельге. Поверьте, лучше ко мне, я отходчивей, могу сразу и не убить…

Вот с этими дурацкими мыслями наконец мне удалось, не раздеваясь, прилечь, вытянувшись на кровати, когда в дверном проеме показался силуэт дяди Эдика. Похоже, выспаться в эту ночь мне просто не судьба. Ну и ладно, не в первый раз.

– Ставр, мне скучно. Ты запер меня в чуждом мире, где никто всерьёз не уважает древних богов. А я бог! Чтоб ты знал… я вполне в себе, но… мать моя, Вальгалла, да разве хоть кто-то из древних богов был в своём уме?! Лично я таких не помню от Тюра и до Одина, про папочку восьминогой лошади вообще умолчим…

Я бы мог поспорить. Слейпнир реально был самым быстрым скакуном всего Севера. И у него было именно четыре ноги, а не восемь, как казалось большинству, видевшему его бег. Это прекрасный конь, белый как снег, единственный в своём роде, нечто среднее между фокстроттером, орловцем и чистокровным ахалтекинцем.

Те, кто разбирается, поймут. Тем, кто нет, поясню: этот конь мог в любую погоду, невзирая на снег, дождь или ветер, влёгкую преодолевать любые расстояния, удерживая удобный для всадника темп и аллюр.

– А ещё я слушал старые комсомольские песни.

Так, начинается, понесло…

– Ты помнишь эту, когда парень собирается в военный поход и просит: «Ты мне что-нибудь, родная, на прощанье пожелай»?

– «И родная отвечала…» Ну, допустим, помню, дальше что?

– Как что, Ставр?! – вытаращился на меня дядя Эдик. – Она же говорит: «Я желаю всей душой, если смерти, то – мгновенной, если раны – небольшой!»

– Да что не так-то?

– Сам посыл! – окончательно взвился он. – Эта женщина его не любит! Она не желает своему жениху победы в бою! У неё нет и мысли о победе, она твёрдо уверена, что его либо убьют, либо ранят, а победить он не может! Нельзя петь такие пораженческие песни, идя на войну! Вот когда я водил драккары, полные викингов, в бой, то мы пели…

– Эд, ты достал. Чего тебе от меня-то надо?

– Я же говорю, мне скучно! Давай подерёмся?

Я кинул в него подушкой, не попал и… неожиданно уснул, словно вырубился от избытка эмоций и чувств. Наверное, так бывает.

Снов не помню, возможно, их и не было, но, когда я разлепил глаза, передо мной со скорбным выражением лица стоял всё тот же кудрявый бог. Часы на стене показывали десять утра, я заспался…

– Хельга в школе, вечером к ней зайдут подружки, меня пригласили в кино, а мне нечего надеть. Те вульгарные люди из джипа, что не понимают высокой поэзии, накатали на меня жалобу в полицию, но старушки у подъезда сказали, что подтвердят мое алиби, сосиски в холодильнике закончились, я с утра не могу найти белого цверга, и, по-моему, у нас в доме завёлся предатель.