Анатолий Маляров - Малый Декамерон

Как и в прежних двух попытках, Марта Мартыновна начинала благостно. Поднималась затемно, готовила изысканные завтраки, благо, доходы от каких-то траншей, спонсоров, реализации журнала шли через сына в ее инкрустированную кассу у изголовья. Все условия для высокоодаренного ребенка – хоть и не первый, а все же медовый месяц. Гляди, зачнут внука или внучку: и ей на старости забава, и ему в его преклонные годы опора.

А Орик присматривался к Ляле.

– Можно, я поглажу твои волосы? – начинала она словами из сказки.

– Мы сегодня ложимся вместе? – совсем виновато спрашивала уже на пятый, шестой и так далее день.

Красиво, трогательно, да все как в первый раз и под взглядом иконы. Рядом ютилась стебельком под стеночкой, все боялась потревожить «хозяина». Позволяла устраиваться на себе прилично и прислушивалась, замирала, прямо не жила. Только при блике из окна сверкала слезинка в уголке глаза. Скучища!

Приносил муж литературу, в переплете и на фолиантах из Интернета. Индийские и европейские приемы. После двенадцати ночи разыскивал в телепрограммах нечто близкое к эротике, включал в «видике» порнографию. Не читала, отворачивалась, запевала свой деревенский фольк и уходила на кухню. Оттуда, бывало, звучали подражания церковным гимнам. Да-а…

Канитель тянулась год. Пришлось пару раз сходить на Пекарскую, выложить по сотенной. И получить – «ничего на свете нет – лучше, чем минет». Но ведь возможны диагнозы, да и популярность не позволяла мерцать в неблаговидных заведениях. Орик почувствовал себя обманутым. Держался, сколько позволяла нестойкая воля. И лишь намеками делился с матерью:

– Не тот вариант. От разных корней мы, и разные садовники нас поливали.

Однажды явился домой в превосходном настроении: получил очередные доллары от какой-то международной организации – на развитие демократии. Естественно, развивать новые отношения в стране доверено было матери. Поужинав, увел Лялю в спаленку. Та робко прижалась к нему еще стоя, в одежде, и невинно пролепетала:

– Расскажешь что-нибудь?

Он взбеленился. Чуть ли не с матом переспросил:

– Сказку, что ли?! – И зашипел, не опасаясь ушей матери: – Даже эти твои слова свидетельствуют о том, что нам ничего общего не дано. Люди из одного детского садика не ставят столь дурацкие вопросы!..

Марта Мартыновна и впрямь слышала все. Сегодня она получила карт-бланш на поедание неугодной ее Орику женщины. Веник, скалка, поводок собаки, хозяйственная сумка, пылесос, поливальник, посудомоечная машина, та же стиральная, дверные и телефонные звонки и пр. и пр. – все перешло из рук в руки – от свекрови к невестке. Еще полгода каторги с полным отсутствием молодого супруга дома по вечерам, а иногда и по ночам. Начались у него поиски новые и почему-то все непродуктивные. Одна попадалась грязнуля, другая бездарная, третья замужняя, даже с детьми; четвертая – кандидат наук, красавица-спортсменка и секс-модель – дала от ворот поворот и вышла через сваху за богатого немца; пятой подсунул спецлитературу – принесла на другой день – читать не умела…

Объявил поэтический конкурс «Девичьи строки» в своем журнале. Так приходили горбатенькие, усохшие, затрапезные, убогенькие. Черта в их поэтическом таланте! Только место на страницах тратил, а можно было там разместить рекламу или продать колонки политическим партиям. Не было в городе эдакого соединения: красавица, талант в стихах и гений в постели.

Талант и везенье, да еще «на безрыбье и рак – рыба» засветили Орика в столице. Получил приглашение посетить Киев, месяц спустя – Варшаву. На недельку, а все же не пропадал его польский язык зазря. В колготне командировок и новых знакомств не удалось поискать в иных градах вымечтанную женщину.

И вдруг – предложение сверху: на месяц в Соединенные Штаты Америки.

Душа воспарила, воля заговорила:

– Ляля, расстаемся.

– Так отец же отказался… Куда я?…

– Я договорился. Ты поступаешь в училище, тебе дадут комнату на пару с еще такой же скромницей. К твоей стипендии я два года буду тебе приплачивать две сотни. Хватит на молочишко и трусики. Тем более, что ты их не мараешь…

С большими слезами с одной стороны, терпением и ликованием с двух других сторон – расстались.

Две недели спустя старенький «Боинг» переправлял через океан дюжину счастливчиков от молодой журналистики. Больше пишущих со знанием английского страна не наскребла. И больше борцов за демократию стране не оплатили доброхоты из-за бугра.

В Джорджии нашим разрешили пользоваться Интернетом в муниципальной библиотеке. На второй же день к столику одинокого Ореста подошла женщина его лет, может, на годик старше.

– Хай? Ду ю спик инглиш?

– Кое-как, – нашелся свободный мужчина и сообразительный журналист: – Рад буду попрактиковаться.

Она была русая, невысокая, затянутая в строгий костюмчик под визитку. Лицо так же затянутое тонкой кожей, слегка скуластое, глаза чуть навыкате, серые и озабоченные.

– Вечером как отдыхаешь? – Это она запросто сказала.

– Пока нет предложений.

И смотрел на фигурку – с приличными ножками, с талией девушки. Не красавица, но для разового посещения подходит.

– После работы зайдем ко мне.

Предложение смелое, но, возможно, это так привечают в Америке всех гостей из освобождающихся стран. Чай, разговоры и уроки демократии?…

Жила она, Рейчл Моби, в квартирке «ту рум». То есть, две спаленки, разумеется, плюс малый привесок – кухня, холл, гараж.

Не угощала ничем, видимо, посчитала, что чашки кофе и тостика, перехваченного по пути, достаточно. Сразу вкинула в ванную, сама раздела, терла мочалкой, заливала из душа, постепенно забрызгивалась сама и постепенно сняла с себя жакетик, юбку, блузку, лифчик, трусики. Садилась Орику на спину и хохотала, хохотала. Беспардонно вела себя, словно с дикарем, с которым все дозволено и никто не прознает деталей, и суда не сыщешь!

В постели взяла на себя роль мужчины: валила его на спину, закутывала его голову простыней, сквозь хлопок мягко, как не главное, поцеловала в губы, потом почти заглотнула каждый сосок на его подергивающейся груди. Потом подышала в волосики на лобке, покурчавила их носом и деликатно укусила посиневший от жажды отросток. Даже выкрикнула:

– Какой у тебя пенис!

Было сказочно хорошо. Неужели все женщины Америки таковы? Не потому ли здесь такие широкие улыбки у мужчин и производительность труда недосягаемая для нашей высокоморальной Украины?

Он вывернулся из-под женщины, нашарил ее лоно, работал-работал, вот-вот высшая точка… Она улучила момент – извернулась, дала ему постонать, поматериться, погоняться за нею по комнате. Потом свалила его на пол и оседлала.