Сергей Шапурко - Вместе

Волшебный купол мерцающих стеклянной зеленью звезд навис над стоящей во фьорде флотилией. Боевые шлюпы суровых северных воинов, опустив паруса и бросив якоря, мирно покачивались на легкой ряби. В западной части неба звезды налились плазмой и превратились в разноцветные шары, настолько сочные, что, казалось, вот-вот лопнут. Чуть ниже извивались яркие небесные гирлянды – сполохи северного сияния.

На палубах кораблей вповалку спали укутавшиеся в шкуры викинги: завтра их ждала кровавая битва – тяжелая работа, перед которой необходимо хорошо отдохнуть. Рядом лежало их оружие. В полночь, оно было просто кусками металла, сваленного в кучу. Лишь в день битвы мечи, луки, стрелы обретут свое трагическое предназначение. Оружие станет оружием, когда его подымут воины. Меч станет продолжением руки и черных помыслов.

Не спал только один Ветеран – ныло раненное еще в молодости плечо. Он сидел на палубе, облокотившись о мачту, и смотрел на серебрящуюся лунную дорожку.

Мало что хорошего он уже ждал от жизни. Многое он повидал на своем веку, достаточно пострадал и помучился, терпел бедствия и лишения, был неоднократно ранен, убивал врагов, чтобы самому не быть убитым. Глубокие овраги морщин на его высоком лбу говорили о том, что лишения и беды не могли не задеть сердце. Красивое лицо с волевым подбородком, обрамляли длинные светлые волосы. В голубых, как утреннее небо, глазах светился ум. Низкие и густые брови подчеркивали суровость нрава и решительность характера.

Неожиданно его взгляд стал чист, уста улыбчивы. Теперь он был радостен, насколько может быть радостен воин перед сражением. Одно приятное воспоминание озарило его душу. Раннее детство. Он вместе с отцом и матерью на скалистом берегу сидели на расстеленной медвежьей шкуре. Родители, еще совсем молодые, обнимались, потешно возились, дурачились. Их жизнерадостный смех усиливали эхом задумчивые скалы, обрамляющие залив. А он смотрел на море. Удивительное утро было в тот день! Огромный раскаленный шар был так близко, как больше не будет никогда в жизни. Несметное количество солнечных зайчиков бриллиантами скакало по волнам. Море, шумное и бурлящее возле берега, вдали было величественно спокойно и настолько идеально гладко, словно проглаженное огромным утюгом.

Отец и мать были так увлечены друг другом, что, казалось, забыли о сыне. Он чувствовал это, но одиночества не испытывал, потому что знал, стоит только замахать ручками или закричать, как родители тут же обратят на него внимание. Свобода, самостоятельное общение с миром и единение, почти пуповинная связь с родителями: причудливая смесь этих ощущений была прекрасна. От соседства близких исходило тепло уверенности, а от радостного чувства свободы воздух переполнял легкие и самая искренняя в мире, детская, улыбка озаряла лицо.

И тут вдали вроде бы показался белоснежный парусник. Видение длилось всего несколько секунд, но детские глаза успели хорошо рассмотреть его. Величественный и гордый, он неспешно скользил по зеркальной глади моря. Изумительно белые паруса, поймав ветер, раздулись, гордясь своей красотой и ловкостью. Высоченные мачты, казалось, цеплялись за облака.

Сейчас то воспоминание загрубилось коркой прожитых лет и он даже не знает, был ли в действительности этот корабль или это только мираж, игра воображения, солнечный зайчик, блик на море или просто мошка, попавшая в глаз. Опровергнуть или подтвердить тогда произошедшее он не мог – родителей уже давно не было в живых. Так и остался этот парусник путеводной звездой его судьбы, полной скитаний, лишений, авантюр и приключений.

Жизненный путь его определился рано – воином он стал еще в детстве. В пятилетнем возрасте, оставленный без присмотра, он упал с причала в море. Когда его тело соприкоснулось с водой, в его душе произошел выбор, определивший всю его дальнейшую жизнь – он не испугался! Изумрудная вода поглощала его, тянула в свою пучину. В толще воды качались, словно кусты от ветра, темно-зеленые водоросли и проплывали молчаливые рыбы. Чья-то сильная рука схватила его за волосы и вытащила на поверхность. И с ранних лет он не боялся моря и опасностей. Став постарше, услышал от отца: «Если хочешь стать пахарем – склонись над плугом, если хочешь стать купцом – боготвори деньги, а если хочешь стать воином – подыми меч». Вот уже долгих тридцать лет он не опускал свой меч и дал себе клятву, что завтрашняя битва будет для него последней – если не погибнет, то после нее уйдет на покой. Это решение беспокоило Ветерана, лишало его душевного равновесия. С трудом он представлял себя, сидящим на ступеньках купленного недавно дома и равнодушно взирающего на собирающихся в поход боевых товарищей. Но до этого еще надо было дожить. «Как еще завтра сложится, а там посмотрим», – решил, засыпая, Ветеран.

Лишь только первые лучи солнца позолотили верхушки деревьев, растущих на высоких берегах фьорда, грянула битва!

Добрая сотня парусных судов сошлись друг с другом в угоду чьей-то злой воле.

Звон мечей, свист стрел, удары о борта абордажных крючьев, грохот падающих мачт, звериные крики воинов, стоны раненных – эти скорбные звуки заглушили на время рокот волн, шуршание ветра и пение птиц. Превратившись на время в диких зверей, воины безжалостно кромсали плоть друг друга нехитрыми орудиями убийства.

…Ближе к вечеру небо заволок черный полог тяжелых туч. Все вокруг потемнело. Яркие вспышки молний, разрубая небо, пополам освещали ужасную картину завершившийся битвы, подобной которой никогда не видели седые скалы залива. За дымной пеленой горящих судов, на кромке прибоя мерно покачивались горы трупов. Море, горы, небо не участвовали в этом безумии – от них веяло невозмутимостью и спокойствием, которого так не хватало этим жителям Земли, убивающим себе подобных.

До какой же степени непонимания должны были дойти люди, чтобы так безжалостно уничтожать друг друга! И только ночь стыдливо прикрыла мраком плоды человеческой ненависти.

Яркое утро неизвестно чему радовалось солнечными лучами. В нескольких милях от места боя на водной ряби нехотя покачивался полуразбитый шлюп. Обрывком паруса играл капризный ветер. Разлитое в воздухе тепло сочеталось с приятной свежестью. На палубе лежал окровавленный человек. Веки его были опущены, шершавый язык облизывал пересохшие губы.