Пелам Вудхаус - Посоветуйтесь с Дживсом!

– Мне казалось, когда мисс Мун приехала и обнаружила, что с мистером Сипперли не произошло несчастного случая, она должна была рассердиться, что ее обманули.

– Но несчастный случай с мистером Сипперли произошел, сэр.

– Произошел?

– Да, сэр.

– Странное совпадение. В свете того, о чем вы говорили сегодня утром.

– Не совсем совпадение, сэр. Прежде чем телефонировать мисс Мун, я снова взял на себя смелость и нанес мистеру Сипперли сильный удар по голове, воспользовавшись для этой цели одной из ваших клюшек для гольфа, которая случайно стояла в углу. По-моему, это оказалась короткая клюшка. Вы, конечно, помните, что сегодня утром перед уходом вы отрабатывали удар.

Я, разинув рот, глядел на злодея. Дживс умен и проницателен сверх всякой меры, это я знал всегда. Он невероятно эрудирован во всем, что касается галстуков, краг и прочего. Но я не мог даже представить, что он способен пустить в ход грубую физическую силу. Теперь мой дворецкий открылся мне совсем с другой стороны. По-моему, в эту минуту с моих глаз тоже спала пелена.

– Боже правый, Дживс!

– Мне было чрезвычайно трудно решиться на это, сэр. Иного выхода, как мне представляется, не было.

– Но послушайте, Дживс. Не могу понять одного: почему мистер Сипперли не пришел в ярость, когда понял, что вы огрели его клюшкой?

– Он этого не понял, сэр. Я принял меры предосторожности – дождался, когда он повернется ко мне спиной.

– А как вы ему объяснили, откуда у него на голове шишка?

– Я объяснил мистеру Сипперли, что ему на голову упала ваша новая ваза, сэр.

– Но как он мог этому поверить? Ведь ваза разбилась бы.

– Она разбилась, сэр.

– Что?!

– Чтобы достичь эффекта правдоподобия, мне пришлось, вопреки моему желанию, ее разбить, сэр. К моему большому сожалению, сэр, должен вам сообщить, что, находясь в сильном волнении, я ее разбил на мелкие кусочки, поэтому она не подлежит восстановлению.

Я выпрямился во весь рост.

– Дживс! – сказал я.

– Прошу прощения, сэр, но не находите ли вы, что было бы гораздо благоразумнее надеть шляпу? Ветер довольно холодный.

Я поморгал:

– Разве я не в шляпе?

– Нет, сэр.

Я потрогал свою черепушку. Дживс оказался прав.

– И правда нет! Должно быть, я забыл ее в редакции. Подождите меня здесь, Дживс. Я за ней схожу.

– Хорошо, сэр.

– Мне надо много чего вам сказать.

– Благодарю вас, сэр.

Я взбежал по лестнице, толкнул дверь, и что-то мягко плюхнулось мне на голову. В следующую минуту все вокруг стало белым от муки. В волнении я вбежал не в ту дверь. Так что если кто-нибудь еще из моих друзей обзаведется комплексом неполноценности, пусть избавляется от него сам. С меня довольно.

Письмо пришло шестнадцатого утром. Я как раз заправлялся завтраком и, чувствуя, что изрядно подкрепил себя кофе и копченой рыбой, решил, не откладывая в долгий ящик, выложить новости Дживсу. Как сказано у Шекспира, если собрался что-то сделать, то не медли. Дживс, разумеется, будет разочарован и даже раздосадован, но, черт побери, толика разочарования время от времени идет человеку на пользу. Дает почувствовать, что жизнь штука серьезная, даже суровая.

– Дживс!

– Сэр?

– Тут вот пришло письмо от леди Уикем. Приглашает на Святки в Скелдингс. Упакуйте, пожалуйста, все, что нужно. Мы отправляемся туда двадцать третьего. Побольше белых галстуков, Дживс, а также несколько добротных повседневных костюмов. Мы там пробудем достаточно долго.

В ответ последовало молчание. Я чувствовал направленный на меня укоризненный взгляд, но сделал вид, что ничего не замечаю и целиком поглощен намазыванием на тост мармелада.

– Насколько я понял, сэр, вы предполагали сразу после Рождества посетить Монте-Карло.

– Знаю. Но Монте-Карло отменяется. Планы изменились.

– Очень хорошо, сэр.

Зазвонил телефон, очень кстати прервав назревающее щекотливое объяснение. Дживс поднял трубку:

– Да?.. Да, мадам… Очень хорошо, мадам. Мистер Вустер дома. – Он протянул трубку мне: – Миссис Спенсер Грегсон, сэр.

Знаете, время от времени не могу отделаться от чувства, что Дживс теряет былую хватку. Прежде, бывало, он глазом не моргнув отвечал тетушке Агате, что меня нет дома. С упреком посмотрев на своего камердинера, я взял трубку.

– Алло? – сказал я. – Да? Алло? Алло? Берти у телефона. Алло?

– Хватит твердить «Алло», – приказала старушенция в своей обычной сварливой манере. – Ты же не попугай. А жаль, у попугаев есть хоть сколько-то разума.

По-моему, тетушка взяла совсем не тот тон, которым надлежит беседовать по утрам с молодым человеком, – но что с ней поделаешь?

– Берти, леди Уикем сказала, что она тебя пригласила на Рождество в Скелдингс. Ты поедешь?

– Еще бы!

– Ладно, но помни, что надо вести себя прилично. Леди Уикем моя старинная приятельница.

Я был не в настроении обсуждать подобные темы по телефону. С глазу на глаз еще куда ни шло, но по телефону – нет.

– Естественно, я приложу все усилия, тетя Агата, – холодно сказал я, – к тому, чтобы вести себя в манере, приличествующей английскому джентльмену, который наносит визит…

– Что ты сказал? Повтори. Я не слышу.

– Я сказал «хорошо».

– Да? Ну смотри. Есть еще одна причина, почему мне особенно не хочется, чтобы ты выглядел в Скелдингсе полным идиотом. Там будет гостить сэр Родерик Глоссоп.

– Что?!

– Почему ты так орешь? Совсем меня оглушил.

– Вы сказали «сэр Родерик Глоссоп»?

– Да.

– Может, вы хотели сказать «Таппи Глоссоп»?

– Я хотела сказать «сэр Родерик Глоссоп» и поэтому сказала. А теперь, Берти, слушай меня внимательно. Слушаешь?

– Да, слушаю.

– Вот и слушай. Мне наконец удалось с неимоверными трудностями и вопреки очевидному почти убедить сэра Родерика, что ты не помешанный. Он готов воздержаться от вынесения тебе окончательного приговора, пока еще раз с тобой не повидается. Поэтому в Скелдингсе веди себя…

Тут я повесил трубку. Я был потрясен. Потрясен до глубины души.

Остановите меня, если я уже об этом рассказывал, но на тот случай, если вы не в курсе, позвольте мне только упомянуть несколько фактов, касающихся этого самого Глоссопа. Это был старик с устрашающей внешностью – лысый, с неправдоподобно густыми бровями, по профессии врач-психиатр. По сей день не знаю, как это случилось, но когда-то я обручился с его дочерью Гонорией, жутко энергичной особой, которая читала Ницше, а раскаты ее хохота наводили на мысль о волнах, бьющих в суровые скалистые берега. Помолвка расстроилась по причине событий, убедивших старика Глоссопа, что я не в своем уме, и с тех пор мое имя возглавляет у него список сумасшедших, с которыми ему приходилось обедать.