Наталья Баклина - Веер с гейшами, или Все вокруг выходят замуж

– А ты хочешь?

– Не знаю… английский подзубрить придется. И, говорят, школы у них странные, и учат там плохо, – Нюська явно хотела в Америку, но боялась обидеть мать.

– Нюсь, ты чего выдумываешь? Нормальные там школы, просто учат по-другому. Так, как твоя Наталья Степановна никто визжать на уроке не посмеет – вмиг с работы вылетит.

Ольга знала, о чем говорила. В 93-м, когда открылся «железный занавес», Северск побратался с Анкориджем, и Ольга попала в первую делегацию журналистов, приглашенных на Аляску. Контраст сытого, чистенького, изобильного Анкоридже с грязным, серым, голодным (ещё очень хорошо помнилось, как очередь за мясом по талонам занимали с семи утра) Северском был ошеломительным. Ольга заходила в магазины, в школы, в дома, смотрела на улыбчивые беззаботные лица американцев и чувствовала себя то ли во сне, то ли в сказке. В быль и явь вернулась через десять дней и ещё две недели лежала на кровати лицом к стене. Вставала только чтобы написать в свою газету очередную заметку про рай по имени Анкоридж, заново переживая сказочные мгновения, и опять впадала в ступор. Лежать лицом к стене ей никто не мешал: Нюська была в Екатеринбурге у бабушки, Лобанов ходил в какой-то поход. А когда вернулся, вытащил Ольгу из ступора очень просто. Выгреб её из кровати, налил водки и заставил выпить. Потом Ольга рыдала, спрашивала, за какие грехи её угораздила родиться в этой стране, потом пела про мороз, потом позволила Лобанову заняться с ней сексом. Наутро проснулась с трещащей от похмелья головой – и вернулась на родину.

– Мам, так ты отпустишь? – Нюська аж дыхание затаила, так хотела, чтобы мать сказала «да».

– Отпущу, конечно. Закончишь восьмой класс, английский подтянешь,– и дуй в свою Америку.

– Здорово! Слушай, мам, ты, наверное, голодная с дороги! Мы у Нади пироги пекли с навагой. Сами! Вот, я тебе принесла кусок.

– Неужели и тесто сами месили?

– Не, тесто мы в гастрономе купили замороженное. А навагу нам Колька Птицын дал, он её с пирса наловил. Сейчас чай поставлю.

– Нюсь, чайник ещё горячий.

Нюська достала тарелку, вытащила из пакета кусок пирога, завернутый в салфетку, развернула и торжественно водрузила пирог на тарелку. Ей явно нравилось ухаживать за матерью. Выглядел пирог вполне съедобно: румяный, пропечённый, только снизу чуть-чуть, самую малость подгорел. Ольга взяла кусок в руки и откусила. Тесто откусилось хорошо, а дальше пошло сопротивление: ни тесто, ни рыба так сопротивляться не могли. Тогда Ольга начала жевать то, что откусилось, и разглядывать то, что сопротивлялось. Из пирога на неё философски глядела белым круглым глазом наважья голова. А со стула напротив нетерпеливо глядела Нюська, явно ждавшая похвалы.

– Нюсь, очень вкусно. Но, по-моему, рыбу для пирога вы не дочистили.

– Мам, всё дочистили. Я сама чистила – и плавники обрезала и кишки вытащила. А чешуи у наваги нет!

– Молодец, ты все сделала правильно, вкусный получился пирог, только в следующий раз нужно ещё и голову выкинуть и хребет. Оставляй только мякоть. Телефон звонит, послушай, пожалуйста.

– Алло! Хай! Мам, это дядя Мачимура звонит!

– Мачимура-сан, здравствуй, – Ольга перешла на английский. – Что значит, ты прилетел? Ты на Соколином? Кого привез? Встретить вас? Ну вы, братцы, даёте.

«Братцы» Ольга сказала по-русски, кладя трубку и изумлённо глядя на Нюську.

– Нюсь, он опять привез кого-то жениться. Вот тебе и веер с гейшами.

– Олья-доча! Олья-доча! – Мачимура махал ей от стойки информации.

– Здравствуй, Мачимура-сан, давно ждёте?

– Нет, мы ходили, всё здесь смотрели. Ичиро впервые в России, ему интересно – показал Мачимура на своего спутника.

Их познакомили. В отличие от прошлого жениха Ичиро Кавагути был явно другого полета: лет тридцати пяти, лицо чистое, приятное, на носу – элегантные очки в тонкой оправе жёлтого металла. Одет в джинсы, куртку и кроссовки, явно дорогие. Багажные сумки тоже дорогие, кожаные. Когда Ольга усаживала японцев в лобановский «Патрол» и грузила багаж, больше всего хлопот доставила красивая круглая коробка, огромная, как будто в ней был какой-то фантастический торт. В багажник коробка не влезала категорически, и её уложили на заднее сиденье, рядом с мистером Кавагути. Даже не уложили, а поставили наискосок, вклинив между полом и потолком. Мачимура сел впереди рядом с Ольгой и пока ехали рассказывал, что Ичиро бизнесмен, выпускник Гарварда, что ему тридцать пять лет, что он до сих пор строил свою карьеру. Теперь построил и решил жениться. По совету Мачимуры – на русской. Времени у господина Кавагути мало, из своего делового расписания он сумел выкроить две недели, невесту выбрал по фотографии, ему Мачимура показывал. Сейчас вот приедут, устроятся в гостинице и позвонят невесте. Вон, кивнул Мачимура в сторону коробки, и платье даже подвенечное купили.

– Мачимура, а как вы размер выбирали?

– Я показал твое фото продавщице, сказал, на такую невесту надо, как Оля-доча.

– А кто невеста?

– Да вот, она!

Мачимура достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и ткнул в неё пальцем. Это был групповой снимок по поводу какой-то торжественной встречи Мачимуры в городской администрации. А показывал японец на Ингу Смирнову, доцента кафедры иностранных языков Северского педуниверситета.

– И что, она согласна? – изумилась Ольга.

– Сейчас позвоним из гостиницы её родителям и скажем, – широко улыбнулся японец. Он пребывал в полной уверенности, что такому жениху не отказывают, щурил и так раскосые глаза и явно предвкушал предсвадебные хлопоты. Жених Ичиро невозмутимо рассматривал сквозь очки промелькивающие за окном пейзажи.

Ольга же вспомнила, что в Японии, кажется, никто согласия невесты и не спрашивает, – с родителями договариваются. Что в родителях у Инги ректор того же педуниверситета и директор местного книжного издательства. И что «невеста» явно не из тех, кому замуж за иностранца – как выигрыш в лотерею. «Сколько там у японца в запасе? Пара недель? Ох, чует мое сердце, придётся мне поработать свахой!»

***

– Оль, привет! Ну, и как там взаимоотношения власти и СМИ?

Танька Мухина намекала на командировку. Союз журналистов собрал в Москве тусовку из журналистов из разных городов и весей, пригласил парочку европейских аналитиков и устроил трехдневный круглый стол с обсуждениями как быть, если власть вмешивается в работу СМИ. Мероприятие было квёлое, протокольное, Союз журналистов отрабатывал какие-то гранты. Но приглашение в Северск прислали – расстарался их бывший ответсекретарь Толик Завадин, который пару лет назад уехал в Москву и так вот устроился. Дорогу и командировочные оплачивала приглашающая сторона. Слава Птицын, главный редактор, и отправил Ольгу в столицу, как бы премировав её за репортаж о забастовке учителей в Манусском районе. Заодно избавил на неделю – Ольга прихватила отпускных дней – от истерик Тони Петровой, советника по СМИ северского губернатора. Антонина, дама ленинской закалки, напоминала Ольге Ариадну из «Золотой Округи» своей безаппеляционностью и желанием искоренить всяческую «отсебятину». Гудков, губернатор, Антонину игнорировал – она досталась ему в наследство от предшественника и досиживала до пенсии. Птицын, главный редактор «Территории», тоже. И Антонина доказывала свою нужность тем, что звонила лично «проштрафившимся» журналистам и отчитывала их за «не профессиональность и нелояльность». В этот раз она как раз напустилась на Ольгу – посчитала её выводы об областном бюджете «нелояльными».