Вожди и заговорщики

Сталин не доверял вернувшимся в партию оппозиционерам. Идейно они теперь были ближе. Но что будет завтра, когда потребуется новый крутой поворот. Их фракция будет решать - поддерживать Сталина или голосовать против него. Они каются, но это неискренне. В 1928 году Сталин говорил Зиновьеву: «ВамБ вредят даже не столько принципиальные ошибки, сколькоБ непрямоду-шиеБ» 49Сталин уже понял, что ошибки совершал Бухарин, а не Зиновьев. Но вот «непрямодушие», фракционная интрига, исходящая от Зиновьева, мешала его возвращению в руководящую группу, которая теперь должна была строго подчиняться именно Сталину, а не аргументам в споре.

Еще меньшее значение Сталин придавал теперь аргументам непартийных специалистов. Если для левой оппозиции поворот Сталина к троцкистской программе был идейной победой, то для спецов- поражением. Форсирование темпов индустриализации, по их мнению, вело к экономической катастрофе, и они продолжали по привычке убеждать своих начальников в недопустимости темпов роста промышленности, предлагавшихся сторонниками Сталина. «Затухающая кривая», на которую были рассчитаны предложения спецов, была отвергнута, темпы роста, предлагавшиеся прежде, осуждены как «плюгавенькие». Сложные подсчеты оптимального экономического роста, произведенные бывшими меньшевиками А. Гинзбургом и Я. Гринцером, были отклонены.

Аргументы спецов с доверием воспринимались Рыковым, который привык опираться на их знания при решении сложных экономических вопросов. Председатель ВСНХ В. Куйбышев, близкий Сталину, относился к предложениям спецов скептически. Что касается самого Сталина, то, как говорил М. Владимиров, «по мнению товарища Сталина, все наши специалисты, и военные, и штатские, воняют как хорьки, и чтоб их вонь не заражала и не отравляла партию, нужно их всегда держать на приличном от себя расстоянии» 50. Сквозь сталинскую грубость проступает реальное опасение: воздействие спецов заразительно, они могут «заразить» большевиков своими социал-демократическими взглядами.

В 1928 году по спецам был нанесен сильный удар. ГПУ «разоблачил» в г. Шахты (Донбасса) заговор специалистов-«вредителей›. На публичном процессе многие обвиняемые сознались во «вредительстве». Это зловещее слово ассоциировалось с организацией катастроф, следствию же не удалось найти жертв. Шахтинское дело получило широкое освещение, хотя было далеко не первым в своем

роде. Вредителей время от времени разоблачали и при Дзержинском.

Обвиняемые признавались в том, что получали деньги от бывших хозяев за информацию о положении дел на предприятиях, признавались также в сотрудничестве с белыми во время гражданской войны, в том, что после прихода красных поддерживали связи с бывшими хозяевами и в их интересах стремились сдерживать расходование запасов полезных ископаемых и даже затапливали шахты с целью их консервации. Кто-то не доглядел за рабочими - разворовали имущество. Кто-то не там прорыл шурф. Укого-то сломалась лебедка. Ничего невероятного для советских людей в этих показаниях не было. Шахтинское дело выделялось лишь масштабом. ОГПУобъединило, амальгамировало разных людей с похожими «грехами» в единую «организацию». Суду были преданы 53 человека. 23 подсудимых не признали себя виновными, другие поддакивали прокурору Н. Крыленко с разной степенью активности.

Судья А. Вышинский, бывший меньшевик, демонстрировал объективность. Впоследствии он даже гордился, что в одном из зарубежных комментариев приговор, вынесенный Вышинским, назвали «поражением Крыленко» 51.

Вышинский Андрей Януарьевич(1883-1954). В студенческие годы примкнул к революционному движению и за это был исключен из института. Во время Первой русской революции вступил в социал-демократическую партию, был меньшевиком. Вышинский организовал террористическую группу, которая занималась убийствами людей, которых считали провокаторами полиции. Был арестован и осужден на тюремное заключение, но только по обвинению в антиправительственной агитации. Доказать его вину в более тяжких преступлениях не удалось. Отсидев в тюрьме, Вышинский закончил юридическое образование и занялся адвокатской практикой. В 1917 году Вышинский занимал руководящие должности в районных органах власти Петрограда, боролся против большевиков. После Октябрьского переворота уехал из столицы и в провинции «начал новую жизнь», вступив в партию большевиков. Работал в наркомпроде и других хозяйственных органах. Затем Вышинского направили руководить наукой - он был «избран» ректором Московского университета. Начиная с Шахтинского дела 1928 года «ученый юрист» стал привлекаться Сталиным для участия в громких политических процессах. Красноречие и высокая юридическая квалификация Вышинского позволяла

сделать обвинение более убедительным и избежать серьезных накладок и неувязок, почти неизбежных при фабрикации процессов.

В зависимости от готовности сотрудничать с обвинением и наличия хоть каких-то свидетельств «вредительства» наказание оказались очень различными. Четырех обвиняемых даже оправдали, так как предъявленные им обвинения были основаны на вопиющей некомпетентности свидетельствовавших рабочих. Одиннадцать подсудимых были приговорены к расстрелу, причем шестерым из них, активно сотрудничавшим со следствием, была сохранена жизнь. Так отрабатывались методы процессов 30-х годов: уличить обвиняемого в чем-либо наказуемом, а затем, в обмен на жизнь, добиться показаний, значительно усугубляющих его вину в глазах общества. Затем с помощью нескольких сотрудничавших со следствием обвиняемых доказать остальным, что они, совершая незначительные политические преступления, на самом деле участвовали в разветвленной вредительской организации. Чтобы спасти себя в этих условиях, нужно каяться. Таким методом удавалось превратить противника в союзника, скомпрометировать не только того, кто признавался во «вредительстве», но и «идейное руководство»- людей, способных предложить альтернативную стратегию развития России. Компрометация и изоляция этих людей стала важнейшей задачей сталинской группы.

Шахтинское дело не вызвало возражений ни у кого из большевистских лидеров. То, что старые специалисты недолюбливали советскую власть и ждали реставрации - не было секретом. При этом граница между ошибками в работе, разгильдяйством и вредительством была размытой. Побывавший в Донбассе Томский отвечал Ворошилову, спросившему, нет ли в этом деле перегибов со стороны ОГПУ: «Картина ясная. Главные персонажи в сознании. Мое мнение таково, что не мешало бы еще полдюжины коммунистов посадить» 52. Но это еще не входило в планы Сталина.