Вожди и заговорщики

Виюне 1931 года Сталин решил снизить масштабы «провероч-но-мордобойной работы» 99в отношении интеллигенции и заявил на совещании хозяйственников: «Тот факт, что не только этот слой старой интеллигенции, но даже определенные вчерашние вредители, значительная часть вчерашних вредителей начинает работать на ряде заводов и фабрик заодно с рабочим классом, - этот факт с несомненностью говорит о том, что поворот среди старой технической интеллигенции уже началсяБ «Спецеедство» всегда считалось и остается у нас вредным и позорным явлением» 100. Сталин понимал, что борьба с оппозиционными настроениями интеллигенции обостряет проблему квалификации кадров. В 30-е годы среднее и высшее образование имели менее трети секретарей обкомов. На нижестоящих уровнях партийной бюрократии с образованием было еще хуже. Люди с образованием перестали оказывать серьезное влияние на принятие текущих решений. Беседуя с английским писателем Г. Уэллсом в 1934 году, Сталин признался: «Пролетариату, социализму нужны высокообразованные люди, очень нужны». Но слова «очень нужны» Сталин при подготовке текста к публикации все же вычеркнул 101. Монолитность власти важнее.

Централизовав партийно-государственную систему, урегулировав отношения со «своими» военными и направив их энергию в «полезное русло», разгромив «теневые правительства» спецов, лишив их возможной военной опоры, почистив и запугав интеллигенцию, еще раз унизив внутрипартийную оппозицию, Сталин надеялся, что теперь можно спокойно «дожать» страну, успешно завершить пятилетку. Но бедствия 1932-1933 годов были столь велики, что недовольство в партии стало проявляться все заметнее.

Трещины в монолите

Вусловиях твердой однопартийности ВКП (б) стала единственным каналом «обратной связи» в государственном организме и потому испытывала на себе сильное давление со стороны внепартийных социальных слоев, которые отстаивали свои интересы по партийным каналам. Разные партийцы неизбежно становились проводниками разных интересов - партия теряла монолитность. «Большой скачок» индустриализации и коллективизации вызвал массовое недовольство (в том числе и недовольство партийных кадров, обвиненных в перегибах за выполнение центральных указаний). Это не могло не сказаться на настроениях партийцев. Но

оппозиция не могла сложиться в легальную группировку, и в этом, как это ни парадоксально, заключалась особая опасность для правящей олигархии - Сталин и его сторонники не знали, кто в действительности находится на их стороне, а кто готов внезапно выступить против. После 1929 года резко меняется характер переписки между партийными вождями. Из писем всех, кроме Сталина, почти исчезает обсуждение идейных вопросов и личностей коллег. Большевики сообщают друг другу о любви к корреспонденту и своих трудах на благо страны и партии, о ненависти к уже осужденным выше врагам и противникам, о трудностях, которые все же будут преодолены. При этом количество последних под влиянием трудностей 1930-1933 годов могло только увеличиваться, и происходило это в структуре, идеально приспособленной для дворцовых переворотов. Для смены курса было необходимо лишь сместить узкую правящую группу.

Сталкиваясь с провалами и бедствиями пятилетки, партийцы быстро правели. О. В. Хлевнюк комментирует: «Несомненно, «правые» настроения были распространены и среди рядовых членов партии. Это было одной из причин очередной чистки партии. В 1929-1931 годах из ВКП(б) было исключено около 250 тыс. человек, значительная часть которых поплатилась партбилетом за принадлежность к «правому уклону» 102. Всего за причастность к оппозициям и нарушение партийной дисциплины было вычищено 10% исключенных (за бытовые проступки - 21,9%) 103. Вычищались «классово-чуждые», уличенные в обмане «двурушники», нарушители дисциплины, сомневающиеся в партийных решениях (вот они, правые), «перерожденцы, сросшиеся с буржуазными элементами», «карьеристы», «шкурники», «морально разложившиеся». Вслед за этой чисткой почти сразу началась новая - сталинский аппарат снова перебирал партийные кадры. Многие партийцы, вычищенные в 1933-1936 годах как «карьеристы», «шкурники» и т. п., вернутся на руководящие посты в конце тридцатых. Акому не повезет, тех расстреляют. Они «озлоблены», а значит, опасны.

Самое опасное теперь было - принадлежность в прошлом к оппозиции. Какую бы позицию человек ни занимал в прошлом, его причастность к оппозиции означала - склонен размышлять. Ачто если получив приказ, он вместо исполнения начнет размышлять?

Но и вне партии такие люди себя не видели. Они были убежденными коммунистами, многие привыкли командовать (а такую возможность давал партбилет).

Так, например, подписавший заявление 83-х В. Лавров исключался из партии трижды, последний раз за примиренчество к троцкизму в 1933 году, снова вступал и в 1936 году прошел очередную проверку партийнык документов и работал в Восточно-Сибирском крайкоме. Бывшие оппозиционеры работали даже в НКВД. Большинство проверенный сами не указывали на принадлежность к оппозиции 104. В 1932 году в московских центральный учреждениях работало около 600 бытших оппозиционеров 105. При этом в новых условиях левые часто становились правыми. Для бывших троцкистов появились даже новые «правые» квалификации. Так, К. Дол-гашев в январе 1928 года был исключен как троцкист, восстановлен в партии в том же году, был директором совхоза, несвоевременно сдал зерно в 1932 году и был привлечен к ответственности как «правый оппортунист на практике». Бывший троцкист, старший консультант Центрального планового сектора Наркомтяжпрома П. Зумский в 1931 году получил выговор за праволевацкие настро-

ения 106.

В 1930 году выяснилось, что продолжается активность «рабочей оппозиции», была разоблачена ее группа в Омске. Ав январе 1933 года «бывший» лидер «рабочей оппозиции», а ныне член президиума Госплана А.Г. Шляпников публично заявил, что Октябрьская революция крестьянству ничего не дала 107.

Но настоящим шоком для правящих кругов стало дело «Союза марксистов-ленинцев». Организатором союза стал бывший первый секретарь Краснопресненского райкома М. Рютин, снятым с поста за правый уклон и исключенный из партии в 1930 году. Кмар-ту 1932 года он подготовил два документа: «Сталин и кризис пролетарской диктатуры» и воззвание «Ко всем членам ВКП (б)». 21 августа несколько сторонников Рютина, руководителей низшего звена, собрались на квартире в Головино под Москвой и приняли эти документы как платформу Союза марксистов-ленинцев. Новая организация приступила к пропаганде, распространяя свои документы. По отлаженным каналам неформальных внутрипартий-нык связей этот самиздат дошел до Зиновьева, Каменева, Угланова, Слепкова, Марецкого, то есть как до правых, так и до левых. Они не сообщили об этом в ЦКи ЦКК. Документы Союза «просочились» в Харьков, а возможно и в другие города.