Вожди и заговорщики

оппозиция не могла сложиться в легальную группировку, и в этом, как это ни парадоксально, заключалась особая опасность для правящей олигархии - Сталин и его сторонники не знали, кто в действительности находится на их стороне, а кто готов внезапно выступить против. После 1929 года резко меняется характер переписки между партийными вождями. Из писем всех, кроме Сталина, почти исчезает обсуждение идейных вопросов и личностей коллег. Большевики сообщают друг другу о любви к корреспонденту и своих трудах на благо страны и партии, о ненависти к уже осужденным выше врагам и противникам, о трудностях, которые все же будут преодолены. При этом количество последних под влиянием трудностей 1930-1933 годов могло только увеличиваться, и происходило это в структуре, идеально приспособленной для дворцовых переворотов. Для смены курса было необходимо лишь сместить узкую правящую группу.

Сталкиваясь с провалами и бедствиями пятилетки, партийцы быстро правели. О. В. Хлевнюк комментирует: «Несомненно, «правые» настроения были распространены и среди рядовых членов партии. Это было одной из причин очередной чистки партии. В 1929-1931 годах из ВКП(б) было исключено около 250 тыс. человек, значительная часть которых поплатилась партбилетом за принадлежность к «правому уклону» 102. Всего за причастность к оппозициям и нарушение партийной дисциплины было вычищено 10% исключенных (за бытовые проступки - 21,9%) 103. Вычищались «классово-чуждые», уличенные в обмане «двурушники», нарушители дисциплины, сомневающиеся в партийных решениях (вот они, правые), «перерожденцы, сросшиеся с буржуазными элементами», «карьеристы», «шкурники», «морально разложившиеся». Вслед за этой чисткой почти сразу началась новая - сталинский аппарат снова перебирал партийные кадры. Многие партийцы, вычищенные в 1933-1936 годах как «карьеристы», «шкурники» и т. п., вернутся на руководящие посты в конце тридцатых. Акому не повезет, тех расстреляют. Они «озлоблены», а значит, опасны.

Самое опасное теперь было - принадлежность в прошлом к оппозиции. Какую бы позицию человек ни занимал в прошлом, его причастность к оппозиции означала - склонен размышлять. Ачто если получив приказ, он вместо исполнения начнет размышлять?

Но и вне партии такие люди себя не видели. Они были убежденными коммунистами, многие привыкли командовать (а такую возможность давал партбилет).

Так, например, подписавший заявление 83-х В. Лавров исключался из партии трижды, последний раз за примиренчество к троцкизму в 1933 году, снова вступал и в 1936 году прошел очередную проверку партийнык документов и работал в Восточно-Сибирском крайкоме. Бывшие оппозиционеры работали даже в НКВД. Большинство проверенный сами не указывали на принадлежность к оппозиции 104. В 1932 году в московских центральный учреждениях работало около 600 бытших оппозиционеров 105. При этом в новых условиях левые часто становились правыми. Для бывших троцкистов появились даже новые «правые» квалификации. Так, К. Дол-гашев в январе 1928 года был исключен как троцкист, восстановлен в партии в том же году, был директором совхоза, несвоевременно сдал зерно в 1932 году и был привлечен к ответственности как «правый оппортунист на практике». Бывший троцкист, старший консультант Центрального планового сектора Наркомтяжпрома П. Зумский в 1931 году получил выговор за праволевацкие настро-

ения 106.

В 1930 году выяснилось, что продолжается активность «рабочей оппозиции», была разоблачена ее группа в Омске. Ав январе 1933 года «бывший» лидер «рабочей оппозиции», а ныне член президиума Госплана А.Г. Шляпников публично заявил, что Октябрьская революция крестьянству ничего не дала 107.

Но настоящим шоком для правящих кругов стало дело «Союза марксистов-ленинцев». Организатором союза стал бывший первый секретарь Краснопресненского райкома М. Рютин, снятым с поста за правый уклон и исключенный из партии в 1930 году. Кмар-ту 1932 года он подготовил два документа: «Сталин и кризис пролетарской диктатуры» и воззвание «Ко всем членам ВКП (б)». 21 августа несколько сторонников Рютина, руководителей низшего звена, собрались на квартире в Головино под Москвой и приняли эти документы как платформу Союза марксистов-ленинцев. Новая организация приступила к пропаганде, распространяя свои документы. По отлаженным каналам неформальных внутрипартий-нык связей этот самиздат дошел до Зиновьева, Каменева, Угланова, Слепкова, Марецкого, то есть как до правых, так и до левых. Они не сообщили об этом в ЦКи ЦКК. Документы Союза «просочились» в Харьков, а возможно и в другие города.

Работа Рютина производила на рядового партийца впечатление откровения. Многочисленные беды, обрушившиеся на страну, систематизировались с марксистско-ленинских позиций.

Анализируя ситуацию в стране, Рютин отмежевывается от Бухарина и признает частичную правоту Троцкого. Но он считает, что старые вожди оппозиций не годятся для борьбы, необходимо движение в низах партии. Опора Сталина в партийной массе неустойчива: «История и тут шутит со Сталиным злую шутку: онб создает лишь самый худший вид мелкобуржуазного политиканства наверху и задавленных, забитых манекеновБ внизу» 108. Опираясь на завещание Ленина и собственный анализ кризиса страны и партии, Рютин делает вывод: «Пролетарская диктатура Сталиным и его кликой наверняка будет погублена окончательно, устранением же Сталина мы имеем много шансов ее спасти» 109. Обращение в сжатой форме суммировало содержание брошюры: «Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом, стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на край пропастиБ Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его кликиБ» 110

Как говорил Бухарин меньшевику-эмигранту Б. Николаевскому, «Сталин объявил, что эта программа была призывом к его убийству и требовал казни Рютина» 111. Бухарин не был свидетелем обсуждения вопроса о Рютине в Политбюро, но, опираясь на его слова и другие слухи, Николаевский утверждал, что между «умеренными» членами Политбюро (включая Кирова) и Сталиным разгорелась настоящая борьба. Проанализировав имеющиеся источники, О.В. Хлевнюк делает убедительный вывод: «В общем доступные документы заставляют признать рассказ Николаевского о столкновении между Сталиным и Кировым по поводу судьбы Рютина не более чем легендой, каких немало в советской исто-рии» 112.

2 октября было принято решение исключить из партии всех, знавших о документе и не сообщивших о нем. Кпартийной и уголовной ответственности было привлечено 30 человек. Не так много. «Болезнь» удалось пресечь в зародыше. Аесли где-то действуют в подполье другие «союзы»- более осторожные, менее оформленные, но обсуждающие то же самое? Вскоре Сталин получил подтверждение этого.