Вожди и заговорщики

Но Сталин не торопился мириться. Более того, оппозицию подозревали в том, что она будет принимать участие в обороне СССР на своих условиях. Это вызвало возмущение Троцкого и Зиновьева: «Клеветнические клички «пораженцы» и «условные оборонцы» к нам не пристанут, рабочие Вам в этом не поверят» 74.

Вмае 1927 года, по свежим следам китайской катастрофы, Троцкий, Зиновьев и Каменев написали открытое письмо в ЦК, под которым собрали сначала 83 подписи старых большевиков, а затем более 3000 подписей членов партии. Правда, часть подписавших сняли свои подписи. Такие случаи широко освещались в печати. Но это не смущало оппозиционеров: «подавляющее число отходов - не результат свободного выбора идейных позиций, а капитуляция перед аппаратом» 75, - писал Л. Смилга. Ничего страшного - на место отошедших единиц приходят сотни.

Разоблачая международную политику Сталина и Бухарина, оппозиционеры грозили партии внешним вторжением. Апеллируя к

традициям старого большевизма, оппозиционеры требовали восстановить внутрипартийную демократию (но ни в коем случае - демократию вне партии).

НЭП привел, по мнению оппозиционеров, к сползанию от революции к «термидору».

«Якобинцы» требовали защитить пролетариат от натиска бюрократии, кулачества, новой буржуазии (нэпманов), буржуазных специалистов. Главным средством возрождения пролетариата по-прежнему считался индустриальный рывок, который мог бы наконец превратить страну в единую «социалистическую» фабрику. «Отставание крупной промышленности от требований, предъявляемых к ней со стороны народного хозяйства (товарный голод, высокие цены, безработица) и со стороны советской системы в целом (оборона страны) приводит к усилению капиталистических элементов в хозяйстве Советского Союза - особенно в дерев-не» 76,- писали авторы «Письма 83-х» и призывали исправить это положение. Оппозиционеры чувствовали, что для них наступил последний и решительный бой.

Неудача внешней политики правящей группы ставила ее перед выбором- или позволить усилиться оппозиции до такой степени, что она станет «позицией» партии, или разгромить ее, если не аргументами, то организационно-репрессивными мерами. «Борьбу на истощение» против оппозиции, ведущуюся за последнее полугодие, Сталин решил теперь заменить «борьбой на истребление». Почему? Потому что Сталин стал слабее; его банкротство в китайском и англо-русском вопросе очевидно, как и тяжкие последствия этого банкротства для нашего международного положения. На Сталина нажимает растущее правое крыло: зачем лез в генеральную стачку и в Китай? 77. Авторы письма призывали большинство к примирению. Они действительно хотели этого, особенно теперь, когда их правота столь заметна. Набрасывая тезисы к очередному из бесчисленных выступлений 1927 года, Каменев пишет: «Мы хотим парт. легальности»- и обводит это изречение в рамку. «Что такое легальность? а) Сохранение устава. Выборность. б) Тон полемики. в) Совместная работа» 78. Эти условия обеспечили бы им возвращение к власти, как только партийная элита осознает, что без опытных вождей из сложившейся ситуации не выйти.

Несколько раз летом лидерам левых казалось, что ситуация вот-вот переломится. Так, например, в июне Зиновьев срочно вызвал

Каменева в Москву: «Случились новые события, на этот раз в нашу пользу. Предстоят серьезные решения» 79.

«Письмо 83-х» было широко распространено и стимулировало широкую дискуссию: повсеместно проходили полулегальные собрания, на которых встречались тысячи членов партии, а затем и беспартийных, что угрожало основам большевистского режима.

Критика бюрократии левой оппозицией становилась все более радикальной, причем даже на заседаниях партийного суда ЦКК, куда время от времени вызывали оппозиционеров. Осудить их не удавалось. Результаты этих прений были неутешительными для Сталина: «Получается впечатление сплошного конфуза для ЦКК. Допрашивали и обвиняли не члены ЦКК, а Зиновьев и Троцкий» 80. Троцкий говорил: «Товарищи, не надо смешивать социалистическое отечество с начальством. Мы заявляем: сталинский режим мы будем критиковать до тех пор, пока вы нам механически не закроете рот. До тех пор, пока вы не вгоните нам в рот кляп, мы будем критиковать этот сталинский режим, который подорвет все завоевания Октябрьской революции, а они нам так же дороги, как и вам» 81. Выводы Троцкого становились более смелыми: «Государственный и хозяйственный аппарат прочно захватывается несменяемой кастой чиновников. Эти чиновники уже противостоят трудящимся массам как новое господствующее сословие, воплощая в своем лице неслыханный рост бюрократических извращений рабочего государства» 82. Да, государство все еще «рабочее», но реальная власть в руках бюрократического сословия. Отсюда один шаг до понимания того, что и партия, и государство, и власть носят классовый бюрократический характер.

Троцкий, который всегда поддерживал насилие против небольшевистской оппозиции, теперь предупреждал, что бюрократические репрессии со временем распространятся на всех нынешних идеологов партии: «Кто голосует всегда на 100% с вами, кто вчера по приказу «крыл» Троцкого, сегодня Зиновьева, завтра будет крыть Бухарина и Рыкова, тот никогда не будет стойким солдатом в трудный час революции» 83. Он спрашивал своего оппонента А. А. Сольца, обвинявшего оппозицию в контрреволюционности и угрожавшего ей репрессиями: «По какой главе Сольц собирается нас расстреливать?.. s Яопасаюсь, тов. Сольц, что вы собираетесь нас расстреливать по устряловской, т. е. термидорианской, главе». На возражение Сольца, что он тоже революционер, Троц-

кий был готов ответить молниеносно: «Термидорианцы были якобинцами, только поправевшими» 84.

Рассуждавший в то время о термидоре, Троцкий оставался якобинцем, то есть революционером, готовым навязывать народу свои авторитарные схемы и воспринимавшим как контрреволюцию любое отклонение от этих схем. Явлениями одного порядка для него были и выступления против бюрократической диктатуры большевиков в пользу советской демократии, которые он подавлял в Кронштадте в 1921 году, и нынешняя авторитарно-бюрократическая политика Сталина: «Кронштадтская форма термидора - военное восстание. Но при известных условиях можно более мирно сползти к термидору. Если кронштадтцы партийные и беспартийные, под лозунгом Советов и во имя Советов спускались к буржуазному режиму, то можно сползти на термидорианские позиции даже со знаменем коммунизма в руках. Вэтом и состоит дьявольская хитрость истории» 85. «Дьявольская хитрость истории» и историческая трагедия Троцкого заключались в том, что «Наполеон», покончивший с «термидором», придет к власти, взяв на вооружение лозунги Троцкого. Этим «Наполеоном» будет Сталин, который в 1927 году был оплотом «правой» политики, а в 1929 году станет «левее» 86Троцкого.