Куусинен О.В., Арбатов Ю.А. - Основы марксизма-ленинизма - 1960 г.

В этом смысле политическая позиция «средних слоев», их место в классовых отношениях буржуазного общества в нашу эпоху принципиально меняется.

Было время, когда большая часть «средних слоев» (зажиточная часть крестьянства в развитых капиталистических странах, мелкие предприниматели и торговцы и т. д.) содействовала устойчивости власти господствующей буржуазии.

Сегодня как старые, так и новые «средние слои» в своей массе не укрепляют, а, наоборот, ослабляют позиции правящих клик буржуазии — монополистов. Ибо по своему положению и интересам эти слои, вопреки тому, что утверждают буржуазные и реформистские идеологи, все в большей степени становятся противниками монополий, естественными союзниками рабочего класса.

Пытаясь исказить картину классовых отношений, реакционные теоретики старательно запутывают также вопрос о господствующем классе, утверждая, будто в современном буржуазном обществе власть и влияние капиталистов идут на убыль. Капиталисты, говорят они, утратили или во всяком случае утрачивают свое господствующее положение; они без всякой революции, «мирным путем» сходят с общественной арены.

В чем же такие теоретики — от откровенных апологетов монополий и до ревизионистов включительно — усматривают упадок господства капиталистов?

Прежде всего в том, что якобы исчезает капиталистическая собственность, заменяемая собственностью многих акционеров, принадлежащих к самым разным классам общества, и тем самым совершается «революция в доходах», уравнивающая жизненный уровень населения.

Но в данном случае под новым ярлыком «народного капитализма» пропагандируется по сути дела очень старая, давно раскритикованная Лениным теория «демократизации» капитала путем выпуска мелких акций. Что касается «революции в доходах», то вместо нее фактически происходит дальнейшая поляризация богатств; пропасть между горсткой миллиардеров и массой обездоленных становится все шире и глубже.

В тех же США в 1956 г., по официальным данным, около 5,5 млн. семей, общей численностью в 17 — 20 млн. человек, получили меньший совокупный доход, чем чистая прибыль 17 крупнейших монополий!

Доказывая «исчезновение» класса капиталистов, реакционные теоретики поднимают шум также вокруг налогов на сверхприбыль и наследство, утверждая, будто они ведут к

304

«мирному» переходу частной собственности во владение всего общества. Формально эти налоги действительно высоки, достигая 50 и более процентов суммы прибыли. Но, во-первых, корпорации нашли десятки способов уклонения от налогообложения. А во-вторых, взимаемые с них суммы возвращаются им с лихвой тем же государством через систему сверхприбыльных правительственных заказов и всевозможных льгот, словом, с помощью всего механизма государственного вмешательства в экономику, о котором шла речь выше. Не удивительно, что даже самые рьяные защитники монополий не могут привести ни одного факта, когда бы монополист разорился, а его имущество перешло в общественное владение из-за налога.

Широкое хождение в буржуазной пропаганде получила на протяжении последних десятилетий и теория «революции управляющих», согласно которой подлинная власть над экономикой (а следовательно, и политикой) якобы переходит в буржуазных странах от тех, кто «формально» ею владеет, к тем, кто фактически управляет (директора, служащие правлений и исполнительных советов корпораций, высший технический персонал и т. д.). Эти люди, по словам реакционных теоретиков, составляют новый правящий класс, действующий в интересах всего общества.

Что касается роли капиталистов в производстве, то она действительно изменяется — владельцы собственности утрачивают последние полезные функции, передавая их наемным служащим. Это еще один довод в пользу экспроприации капитала и перехода к социализму. Но эксплуататорскую природу капитализма это отнюдь не меняет.

Ведь подлинная власть над производством остается у владельцев, а не у тех, кто от их имени руководит технологическим процессом, организует учет, снабжение, сбыт продукции и т. д. Инженеры и служащие монополистической компании не могут сместить ее владельцев или заставить их отказаться от части прибылей в пользу рабочих. Зато владельцы, как и сто лет назад, могут смещать и нанимать инженеров и служащих, диктовать им свою волю.

Есть, конечно, среди крупных служащих трестов и такие, которые действительно обладают значительной властью: президенты крупных акционерных компаний, председатели правлений и исполнительных советов и т. д. Но это на деле те же капиталисты, только получающие часть прибылей под видом жалованья.

Таким образом, тех изменений в положении класса капиталистов, о которых шумят буржуазные теоретики, реформисты и ревизионисты, просто нет в природе. Это, однако, не значит, что в положении буржуазии не произошло за последние десятилетия никаких изменений.

305

Такие изменения, несомненно, есть. Главное из них — дальнейшее расслоение этого класса. Буржуазия, конечно, и раньше не представляла собой монолитного целого. Но в современную эпоху ее расслоение принимает принципиально новые формы.

Горстка монополий, подчинившая себе государственную машину, поднимается все выше не только над обществом, но и над классом капиталистов. «Выбиться» в число власть имущих, т. е. владельцев крупнейших концернов и трестов, становится почти невозможным не только для рядового человека, но и для среднего капиталиста, каким бы ловким и оборотистым он ни был. Во главе общества вместо сменявших одна другую группировок буржуазии становится несменяемая и фактически безответственная клика монополистов, опирающихся на узкий круг непосредственно связанных с ними высших служащих корпораций и представителей бюрократической и милитаристской верхушки.

В результате разорение становится уделом все большей части мелких и средних предпринимателей. Процент «смертности» принадлежащих им фирм временами бывает настолько высок, что отдельные буржуазные экономисты сравнивают его с процентом детской смертности в колониях. Для такого предпринимателя все острее становится проблема самого его существования как представителя привилегированного класса.

Мелкие и средние предприниматели в этих условиях оказываются в парадоксальном положении. С одной стороны, они сегодня, как и полвека назад, остаются эксплуататорами, извлекая прибыль за счет труда наемных рабочих. С другой стороны, их самих угнетают и грабят всемогущие тресты и корпорации.

Государственно-монополистический капитализм, таким образом, не только усиливает расслоение в среде буржуазии, но и ведет к расколу в ее рядах: по одну сторону оказывается всесильная монополистическая верхушка, а по другую — масса средних и мелких капиталистов, составляющих большинство этого класса. Тем самым социальная база господства монополистического капитала сужается еще больше.