Модест Богданович - История войны 1813 года за независимость Германии

Положение дел в начале 1813 года [4] В оригинале в начале каждой главы дублировалось ее содержание, приведенное в оглавлении. В данной публикации оно опущено. – Примеч. ред.

Немногие лишь события оказали такое важное влияние на судьбу народов, какое имело вторжение «Великой армии» в Россию. Опустошительная война, испепелившая широкую полосу на всем пространстве от Немана до Москвы, обозначила обратный путь Наполеона грудами трупов, орудиями, обозами, брошенными неприятелем; на месте городов и селений лежали кучи развалин; уныло скитались жители разоренной страны, поверженные в нищету и отчаяние. Несмотря на усилия русского правительства облегчить бремя зол, павшее на этих страдальцев, следы Отечественной войны остались надолго неизгладимы. Нравственное влияние успехов Наполеона заменилось в России чувством уверенности в силах, испытанных на деле; но народ, сделавший огромные пожертвования и понесший несметные потери, чувствовал необходимость мира для излечения язв, нанесенных войной, а войска русские, ослабленные, утомленные неслыханными лишениями, имели нужду в отдыхе. Сам Кутузов, уже на закате дней своих, и многие из сподвижников его желали окончания войны и считали полезным открыть переговоры, которые, по их мнению, должны были довершить торжество России славным миром.

И действительно – завоеватель, мнивший покорить всю Европу своему произволу, несмотря на удар, нанесенный его самолюбию неудачей войны 1812 года, готов был помириться с императором Александром на условиях, выгодных для России. Наполеон впоследствии, уже прибыв с сильной армией в Эрфурт, изъявлял своим приближенным наклонность к союзу с Россией, говоря: «Всего короче и разумнее было бы договориться напрямую с императором Александром. Я всегда считал Польшу средством, а отнюдь не главным делом. Удовлетворив Россию насчет Польши, мы получили бы средство унизить и уничтожить Австрию. Какие уступки не сделал бы император Александр, если бы мы, чтоб выйти из затруднения, уступили ему Польшу? Стоит только послать в главную квартиру русской армии, и – весь мир разделился бы между нами» [5] В оригинале по всей книге приводился, в разных случаях, текст на иностранных языках с русским переводом или без него, текст на русском без иностранного оригинала и др. В данном издании редакция провела сверку русского перевода с иностранным оригиналом и унифицировала способ подачи материала: приводится русский перевод, а иностранный текст помещен в примечаниях. – Примеч. ред. , [6] «Le plus court et le plus raisonnable serait – à s’entendre directement avec l’empereur Alexandre. J’ai toujours regardé la Pologne comme un moyen, mais pas comme une affaire principale. En satisfaisant la Russie sur la Pologne nous avons un moyen, d’humilier l’Autriche et la reduire à rien. Quelle concession ne ferait pas l’empereur Alexandre, si pour se tirer d’embarras, on lui céderait la Pologne? Une mission au quartier-général russe partagerait le monde eu deux» См.: [ Ernst Graf von Münster .] Lebensbilder aus dem Befreiungskriege. B. II. Jena, 1841. S. 464. .

Ежели Наполеон, в челе новой многочисленной армии, готов был не только прекратить войну, но и войти в союз с Россией, то нет никакой причины сомневаться в его расположении к миру в то время, когда «Великая армия» уже не существовала и когда предлежало ему создать новые силы. Заметим, что в начале 1813 года русские действующие войска были чрезвычайно ослаблены зимним походом, а резервы находились еще далеко; русские государственные финансы были истощены; содействие Пруссии, единственного из германских владений, на которое Россия имела право сколько-нибудь надеяться, не могло принести большой пользы, по истощению средств этого государства, а двусмысленное положение, принятое Австрией, угрожало, в случае неудачи, открытием враждебных действий из Галиции на сообщения русской армии. С другой стороны – средства Наполеона, несмотря на понесенные им потери, были огромны: Франция, благодаря контрибуциям, взысканным по праву сильного с побежденных государств, не оскудела в финансовом отношении; народонаселение ее могло выставить вновь огромную армию; а страх, внушенный в Европе многолетними успехами французского оружия, заставлял всех соседей Наполеона, кроме одних испанцев, покорствовать воле завоевателя и сражаться в рядах его армии.

Таким образом, на стороне Наполеона были почти все материальные выгоды, а на стороне императора Александра I – только надежда на готовность Германии присоединиться к нему, да и то в случае успеха русских войск. Готовясь продолжать войну за пределами России, он являлся защитником всех народов, угнетенных войнолюбивыми французами. Его увлекало высокое призвание, предначертанное ему Всевышним Промыслом. Да и мог ли император Александр полагаться на прочность договоров с Наполеоном? Единственным залогом соблюдения их являлось ослабление его могущества, и такой цели нельзя было достигнуть без новой войны, долженствовавшей положить предел преобладанию Франции в континентальной Европе [7] Из записки, поданной императору Александру I графом Нессельроде (из архива Министерства иностранных дел): «D’après ce que Votre Majesté a daigné me confier sur le but actuel de Sa politique, Elle viserait à retablir en Europe un ordre de choses, qui en lui assurant le plus long intervalle de paix possible, donnerait également à la Russie les seules garanties solides contre de nouvelles entreprises qu’enfanterait l’ambition de Bonaparte. La manière la plus complette dont ce but pourrait être atteint serait sans doute que la France fut refoulée dans ses limites naturelles; que tout ce qui n’est pas situé entre le Rhin, l’Escaut, les Pyrenées et les Alpes cessat d’être soit partie integrante de l’empire français, soit même sous sa dépendance. С’est là assurement le maximum de tous les voeux que nous puissions former. Mais ils ne siauraient être réalisés sans le concours de l’Autriche et de la Prusse». [ «Судя по тому, что Ваше Величество соблаговолили доверить мне о нынешней цели Его политики, она направлена на восстановление в Европе порядка вещей, который обеспечил бы ей как можно более долгий период мира, а также дал бы России надежные гарантии против новых предприятий, могущих быть порожденными амбициями Бонапарта. Наиболее полной манерой, коей эта цель могла бы быть достигнута, стало бы то, чтобы Франция была возвращена в свои естественные границы; все, что не расположено между Рейном, Эско [Шельдой], Пиренеями и Альпами, перестало бы быть составной частью Французской империи и даже не находилось бы в зависимости от нее. Это, конечно, максимум всех пожеланий, кои мы можем выдвинуть. Но они не осуществимы без содействия Австрии и Пруссии».] .

Но чтобы оценить вполне решительность, которой надлежало обладать, чтобы предпринять новую борьбу против гениального полководца, располагавшего огромными средствами большей части Европы, необходимо обозреть современное состояние германских государств и убедиться в том, что в начале 1813 года Россия вовсе не могла надеяться на дружное их содействие.

Королевство Прусское, низведенное, по условиям Тильзитского договора, в ряд второстепенных государств, и обязанное, по словам Наполеона, сохранением своего существования единственно заступничеству императора Александра I [8] Тильзитский договор между Россией и Францией, от 25 июня (7 июля) 1807, ст. 4. , находилось в совершенной зависимости от Франции. Пруссия была принуждена заплатить огромную военную контрибуцию, а в ожидании окончательного удовлетворения домогательств французского правительства во всех важнейших прусских крепостях находились чужеземные гарнизоны. Жители Пруссии были обременены всевозможными поборами, которым предела нельзя было предвидеть. Подобно Бренну, отвечавшему на упреки римлян в угнетении их: «Горе побежденному», Наполеон писал к маршалу Даву: «Заставьте платить Пруссию, а когда она заплатит все, тогда все-таки останется у нас в долгу» [9] «Faites payer la Prusse, et quand elle payera tout, elle nous devra encore». . Само собой разумеется, что, действуя таким образом, Наполеон не мог сомневаться в недоброжелательстве к нему прусской нации; все усилия его клонились к тому, чтобы обезоружить государство, которое, рано или поздно, долженствовало отмстить ему за все потери и оскорбления. Наполеон, желая предупредить всякое враждебное покушение прусского правительства, обязал его ограничить свою армию таким образом, чтобы она отнюдь не превышала 42 000 человек [10] Конвенцию, заключенную в Париже 27 августа (8 сентября) 1808 (секретное условие). . Казалось, что для Пруссии не предстояло ничего, кроме раболепного повиновения произволу завоевателя, до тех пор, пока будет угодно ему продлить ее жалкое существование.