Юрий Лебедев - Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 2

Толстовские «подробности чувств» в переживаниях взрослого Иртеньева-рассказчика действительно довлеют себе, выбиваются из мотивировки характером. Но Аксаков ещё не видит открывающиеся на этом пути перспективы: с помощью «диалектики души» Толстой придёт к новому пониманию человека в литературе. Раздробляя целостный характер «незначащими» и «немотивированными» «мелочами» и «подробностями» чувств, Толстой уже в 1850-е годы открывает в человеке бесконечные возможности к изменению, нравственному совершенствованию. «Характер» оказывается здесь величиной отнюдь не застывшей, а разложенной на более мелкие частицы, на переменчивые душевные состояния. Анализ в искусстве раннего Толстого рыхлит почву для грядущего всеобъемлющего синтеза, позволившего творцу «Войны и мира» прийти к уникальному сочетанию «великого эпического веяния с бесконечными мелочами анализа».

Примечательна в связи с этим судьба русской поэзии. В 1840-е годы должно было достигнуть расцвета поколение поэтов «пушкинской плеяды». Но лишь немногие из них перешагнули через роковой рубеж 1830–1840-х. В 1842 году, одновременно с посмертным изданием стихотворений М. Ю. Лермонтова, выходит последняя книжка стихов современника Пушкина Е. А. Баратынского с символическим названием «Сумерки». Вслед за этим действительно наступают «сумерки» русской поэзии, длившиеся около десяти лет. Поэзия почти исчезает со страниц толстых журналов, вытесняемая прозой. В поздних своих статьях Белинский объявляет решительную войну поэзии, отдавая все свои симпатии прозе.

Каковы же причины ухода поэзии на обочину литературного процесса? Часто ссылаются на безвременную смерть большинства поэтов пушкинского поколения. Однако трагическая их судьба не могла приостановить живой процесс развития русской литературы. 1840-е годы отмечены появлением «Бедных людей» Достоевского, «Обыкновенной истории» Гончарова, «Кто виноват?» Герцена, «Записок охотника» Тургенева. Но лучшие достижения литературы этого времени почему-то связаны лишь с прозой.

Поэзия с очевидностью отстаёт, хотя внешние условия для её развития как будто бы вполне благоприятны. Начало 40-х годов было и началом творческого пути Н. А. Некрасова («Мечты и звуки»), А. А. Фета («Лирический пантеон»), А. Н. Майкова («Стихотворения»). Тогда же опубликовали свои первые поэтические опыты А. К. Толстой, Я. П. Полонский, Н. П. Огарёв. Возникло новое поколение поэтов, призванное сменить безвременно ушедшую из литературы пушкинскую плеяду. Но в 40-x годах этой смены не произошло. Сборники молодых поэтов или не были замечены критикой, или признаны неудачными.

Ситуация изменяется к середине 1850-х годов, когда репутация стихов среди читающей публики неожиданно и стремительно возрастает, целый период в развитии русской литературы (1855–1862) проходит под знаком преимущества поэзии. Знатоки русской литературы неслучайно называют этот период «поэтической эпохой». С 1854 по 1862 годы издают свои сборники Некрасов, Никитин, Фет, Майков, А. К. Толстой, Вяземский. После долгих лет молчания вновь обретает голос некогда осмеянный Белинским романтический поэт Бенедиктов. Издатели толстых журналов отводят теперь стихам лучшие страницы. Сборники наиболее популярных поэтов (Некрасова и Фета, например) неоднократно переиздаются. Каковы же причины столь бурного расцвета поэзии в этот период?

Уже в 1850 году Некрасов почувствовал односторонность современного литературного процесса и выступил на страницах «Современника» с известной статьёй «Русские второстепенные поэты». Пробуждение внимания к поэзии было связано со спецификой поэтической образности. Некрасов, начиная в 50-х годах борьбу за восстановление утраченного поэзией престижа, упорно настаивал в своих критических статьях именно на специфической содержательности художественного образа в поэзии : «Мы не охотники до ученых терминов и употребляем их только в случае крайней необходимости; впрочем, уже неоднократно было сказано до нас, что дело прозы – анализ, дело поэзии – синтезис. Прозаик целым рядом черт, – разумеется, не рабски подмеченных, а художественно схваченных, – воспроизводит физиономию жизни; поэт одним образом, одним словом, иногда одним счастливым звуком достигает той же цели…» (Курсив мой. – Ю. Л. )

1840-е годы в русской литературе прошли под знаком анализа самых различных социальных пластов жизни. Это был период экстенсивного развития русского реализма. Естественно, что на первый план вышли тогда прозаические жанры очеркового и документального типа. В начале 1850-х годов в искусстве прозы возникают процессы, вызывающие к жизни синтезирующие свойства поэтической образности. Обостряется интерес к внутреннему миру человека, к духовным и нравственным процессам. На смену аналитической литературе очеркового типа приходит литература, стремящаяся к синтезу, к целостному охвату бытия.

Русская проза вступает в полосу предроманного развития. Возникают переходные между очерком, повестью и романом формы: книги новелл, эпические циклы типа «Записок охотника» Тургенева, «Севастопольских рассказов» Толстого, «Записок из Мёртвого дома» Достоевского. Именно в этот период будущие классики русского романа 1860-х годов: Толстой, Тургенев, Достоевский – начинают живо интересоваться поэзией. Тургенев пишет критическую статью о Тютчеве, Толстой находится в творческой дружбе с Фетом, Достоевский, по его собственному признанию, увлечён поэзией Некрасова.

Примечательно, что будущие романисты-эпики ценят в поэзии сам характер поэтической образности – сжатость, гармоническую завершённость, полноту, способность поэзии запечатлеть тонкую и зыбкую душевную жизнь, умение поэта выразить целую концепцию жизни в пределах краткой лирической миниатюры. В поэзии их привлекают те качества, которые не характерны для очерковой литературы, где анализ преобладает над синтезом. Но эти же качества художественного изображения окажутся очень значимыми для их собственной прозы, в которой исследование жизни завершается целостной художественной концепцией её.

Существенной особенностью «поэтической эпохи» 1855–1862 годов окажется её внутренний драматизм. Поэзия этого периода далеко не однородна. Она раскалывается на два враждующие друг с другом течения: рядом с Некрасовым стоит Фет, поэты «некрасовской школы» ведут принципиальную полемику с поэтами «чистого искусства». Каждое из этих течений очень разнообразно по характеру творческих индивидуальностей. Далеко не похожи друг на друга Майков, Фет, Полонский, А. К. Толстой. В какой-то мере сближает этих поэтов большая или меньшая степень недоверия к демократическому лагерю. Поэты «некрасовской школы», напротив, все оказываются более или менее последовательными демократами в своих политических и художественных ориентациях. Так в противостоянии двух течений русской поэзии середины века заявляет о себе напряженная общественная борьба.